Но уже не один. Рядом с ним кричит Мира, спорит с ним. И будто чувствуя нас, своего ребёнка, неожиданно переводит взгляд на меня.

Хватка на ладони пропадает.

И я вижу летящую к маме Славу. Чуть не спотыкается, но долетает до своей цели. Её плач и детские слёзы слышатся даже здесь.

Облегчение пронизывает каждую клеточку, и необычная эйфория захлёстывает как цунами.

Малышка поняла, что родители не желают ей зла, любят её сильно и никуда не отдадут. Горжусь ею так, словно это мой собственный ребёнок.

И я честно, искренне, по-доброму ей завидую.

Смотрю за них, плачущих, но счастливых, и органы скручиваются в мясорубку. Грустно и одновременно радостно наблюдать за тем, как к ним подлетает Артур. И отец, хоть и не родной, заботливо притягивает её к себе.

Хорошая семья.

Больно признавать, но у меня никогда такого не было.

Семья у меня хреновая. Я всегда это видела, знала, лишь раз сняв розовые очки. И, увидев весь ужас, надела их обратно, несмотря на всю жестокую правду. Они спасали от ругани, лишних разговоров и вопросов.

Мне всегда хотелось задать несколько своей любимой мамочке.

В чём счастье, если жена не любит своего мужа, что иногда поднимал на неё руку? Какая может быть любовь, когда ты живёшь в клетке, подчиняясь любому слову, и не знаешь, что на тебя накричат через час?

Мама гордо терпела это. А на мои вопросы отвечала всегда одно и то же:

«У пар всегда бывают разлады в отношениях. Иногда нужно перетерпеть, чтобы потом стало всё намного лучше».

И я верила. Думала, что это – нормально. Такое бывает. И оправдывала папу, который был вечно холоден со мной.

Порой мне казалось, я не чувствовала от него никаких чувств. Ничего. Кроме обязанности. Одеть, накормить и достойно воспитать, чтобы не опозорила перед другими. Последним, к сожалению, занималась мама.

Но ведь отец много работал. Был занят. Не мог выделить мне достаточно времени.

Да хрень всё это собачья. Мог. Если бы любил.

Мне не хватало отца. Очень сильно.

И однажды в моей жизни появился Громов. Мужик, который решит все мои проблемы, разрешит мне не поехать на поминки, проявив сочувствие. Всегда закроет своей спиной, как тогда, на вечере, когда меня чуть не изнасиловали. Он ударил того подонка, не задумываясь. Не разбираясь. Защитил, унёс, думая, что я какая-то шлюха.

И несмотря на это, всё равно встал на мою сторону.

И, наверное, этого мне не хватало всю жизнь.

Надёжного крепкого плеча. Теперь оно у меня есть. Я должна радоваться… Мечта исполнилась. Но… ненадолго.

Скорее всего, я лишусь его, когда…

– Сбежать пыталась? – я вздрагиваю от ладони, касающейся плеча. Покрываюсь мурашками и только сейчас замечаю Эмина, который стоял всё это время здесь, со мной. Поднимаю голову и ловлю на себе взгляд бездонных тёмных глаз. – Ты плачешь, что ли?

Хмурится, сжимает губы и неожиданно для меня – большим пальцем смахивает с щеки слёзы. Ладони у него горячие, а щёки у меня холодные… И так тепло становится.

– Плачу? – спрашиваю скорее себя, а не его. Тыльной стороной ладони веду по лицу и смотрю на влагу на коже. И правда, заплакала.

– Не расстраивайся. Всё разрешилось. Ты нашла ребёнка. Так и быть, не буду тебя ругать за побег.

Усмехаюсь.

Ругать он любит…

– Ты вся трясёшься, – от насмешливого тона не остаётся ни следа. Снова эта злость, грубость. – Пошли в машину, печку включу. Сказал же куртку взять.

Слышу свои стучащие зубы.

– Не бурчи.

Хоть он и вредный, всё равно иду за ним. Посматриваю на счастливых родителей и малышку. Та не отлипает от мамы, которая внезапно смотрит на меня и в благодарность кивает. Слабо улыбаюсь.

Такое тепло на душе…

Мне понравилось.

Девочка очень милая… Повезло ей с родителями. Мама волшебная. И ребёнка из детского дома взяла, и своих родит. И муж рядом хороший…

Искренне рада за неё.

Сажусь в салон, всё ещё стуча зубами от холода.

Громов заводит авто, включает печку и отъезжает от ряда уже рассасывающихся автомобилей. А я откидываюсь на спинку кресла и, прикрыв глаза, вымученно вздыхаю.

– Устала?

– Безумно.

С утра в клинике была. Потом работа в клубе, ужин, теперь это происшествие. Ноги от каблуков ноют.

– Сегодня пораньше спать ляжешь. Завтра выходной. Выспишься.

Да, выходной…

Отворачиваюсь к окну, рассматривая пейзаж за стеклом.

– Как ты её нашла, кстати? – любопытный тон опекуна говорит о том, что он ещё долго держался, чтобы спросить это.

– Просто шла мимо. Услышала, как она плачет. Решила подойти.

– Где?

– Не тут, чуть дальше на две улицы.

– Странно, там вроде кто-то пробегал.

– Не знаю, – пожимаю плечами, не зная ответа. Продолжаю наблюдать за пейзажами. Снова вспоминаю полные слёз голубые глаза, ангельскую внешность. Её родителей…

– Вы с Артуром такие разные, – само срывается с губ. – Для тебя дети – обуза, а для него… Наверное, весь мир. Дочь из детского дома взял… Двух сыновей ждёт.

– У него есть причины, – сухо обрубает. – Дочь умерла.

А… Теперь понятно. Печально это.

Громов внезапно чуть не бьёт по тормозам и громко вскрикивает:

– Что?!

До меня не сразу доходит.

Он ещё не в курсе, что дядей станет.

Прикольно…

– Потом узнаешь, – тихо проговариваю. – Станешь дядей двух пацанов.

Рука сама тянется к ещё плоскому животу. Через ткань платья ощущаю приятное теплое покалывание.

Не только дядей, но и папой ещё одного малыша.

После встречи со Славой, с этой семьёй – я кое-что поняла.

Я хочу быть мамой.

Так же держать своего ребёнка за руку, успокаивать добрыми словами. А потом видеть слёзы счастья, ощущать на себе маленькие ручки и крепкие объятия.