– Да? – брови вверх летят. – Хорошо. Гляну. Жалобы какие?

– У меня жалоб нет. Всё отлично.

– Горло, нос не болят?

– Ничего не болит.

– Температура?

– Нормальная.

– На контакт идти не хочешь, да? – сам это уже понимает. Скрестив руки на груди, киваю. – Ладно. Через пару дней увидимся, когда голова плавиться будет.

Встаёт с кровати, всё обратно складывает в свою сумку.

А я не понимаю, откуда он взял это «плавится голова». Каждый раз, когда я болею, а это случается редко, на меня нападает это ощущение. Голова словно кипит под температурой и растекается, как металл по форме в горячей кузнице.

А он откуда знает?

– Ладно, – вспомнив все ощущения своей болезни, всё же решаюсь пойти на контакт. Нельзя играться теперь. Вдруг что-то серьёзное? Из-за высокой температуры может случиться выкидыш? Мне этого не хочется. – Давайте, что у вас там?

Победно улыбнувшись, врач возвращается ко мне. Достаёт из сумки фонендоскоп.

– Поднимай майку.

Делаю, как он говорит. И плевать, что лифчика там нет. Вообще теперь плевать на всё. Апатия какая-то. Или температура.

– Откуда вы узнали про голову?

Мужчина пожимает плечами.

– Эмин сказал.

Хм… А он откуда знает? Не припоминаю, чтобы я делилась этим с ним. И когда я болела, точно не видела его рядом с собой. Обычно в такие моменты у меня начинается бред. Мама как-то даже испугалась. Благо со мной такое было всего раза три в жизни.

И очень странно, что Громов об этом знает.

– Что там? Не умру же?

– Не-а.

– Ну вот и всё. Пить ничего не буду. Я домашними средствами лечусь.

– Это хорошо, – кивает, убирая фонендоскоп. – Но кое-что придётся принять.

– Анализы сдавать не надо?

– Нет, выглядишь живчиком. А судя по тому, что рассказал Эмин, у тебя всего лишь простуда.

В этот раз достаёт бланк рецепта, ручку.

– Аллергия на препараты есть? – водит ручкой по бланку.

– Есть, – киваю.

И мысленно пытаюсь придумать, что сказать.

– На что?

– Много на что, – откровенно вру. – Помню, врач посоветовал маме давать мне то, что безопасно для беременных. Пока, как видите, жива.

Смотрит на меня, как на глупую.

Да плевать.

– Ага, понял.

Что-то чиркает на листочке.

– Дозы написал умеренные. В таком случае лучше сделать акцент на проверенных народных средствах. Судя по тебе, сама знаешь какие, да?

Я уже расслабляюсь. Анализы не грозят, а таблетки… Наплела какую-то чушь. Не знаю, поверил он или нет.

Или проще было согласиться с ним, кивать болванчиком, а потом смывать таблетки в унитаз? Ну уж нет! Громов любитель всё проверять.

Доктор ещё задаёт некоторые вопросы, завершает осмотр. Собирается уходить.

А моё хорошее настроение и успокоившиеся нервы позволяют сказать мне следующее:

– А конфета?

Он аж разворачивается.

– Точно.

И опять лезет в волшебную сумку.

– Тебе с коньяком или с орешком?

Прищурившись, выдаю:

– Вы странный доктор. Но давайте с орешком.

Получив свою конфету, прощаюсь с мужчиной. Накрываюсь одеялом до подбородка, поджимаю под себя холодные ноги, вся сжимаюсь и прикрываю глаза.

Всё. Финита ля комедия.

Покушали, и спать пора. Особенно когда требует организм, и теперь нужно спать за двоих. И плевать, что я хотела переделать множество дел.

Умиротворенная, всё же потихоньку проваливаюсь в темноту. А в голове эхом звучит одно сладкое слово.

Девочка…

Громову явно нужно измерить температуру, а то, кажется, его лихорадит прямо так же, как и меня.

Глава 62

Просыпаюсь от ладони у себя на лбу. Тепло… Классно… Будто мама рядом…

Приоткрыв с трудом глаза, несмотря на температуру, которую ощущаю во всём теле, обнаруживаю, что рядом со мной точно не миниатюрная и хрупкая мамуля. А здоровый бугай. Придавит, если ляжет на меня.

Эмин.

Хмуро посматривает на мои чуть приоткрывшиеся глаза. Слезятся. Всегда так, когда температура.

– Не хотел будить, – хрипло басит. – Раз встала, выпей таблетки.

Пока спала, сходил в аптеку?

– Чай тебе с малиной принес. И специальные леденцы для горла.

От такой заботы на секунду всё перед глазами кружится. И я хватаюсь за голову, будто та раскалывается. Но на удивление её не плющит, как в те разы, когда я болела. Может, температура не настолько высокая?

– Опять голова взрывается?

– Откуда ты знаешь? – вырывается чисто из интереса. – Когда я болела, со мной только мама была.

Эмин легко улыбается, убирает ладонь с моего лба. Тянется к тумбочке, где лежит пакет из аптеки. Открывает первую коробочку и ломает таблетку пополам.

– Твоя мама говорила.

Вот как…

И он запомнил?

Это ведь неважно. И могло легко вылететь из головы. Но он помнит.

Странные ощущения…

Приятные…

– Тебе?

– Чему ты удивляешься? – его брови летят вверх. – Мы были партнёрами и хорошо дружили.

– Ты хотел сказать, что любил её?

– Яра, – совершенно спокойно, без агрессии произносит, полоснув острым взглядом по моей щеке. – Твою мать я не любил. И не люблю. Вопрос закрыт, свои умозаключения оставь при себе. Я слушать их не намерен. Но я много знаю о тебе, о Лиде, о Максе. Твой отец мне тоже многое рассказывал. Но я же не гей.

Морщу носик.

– Нет.

Не знаю, из-за чего, но, скорее всего, из-за болезни эту информацию воспринимаю… положительно. Верю ли я ему до конца? Не знаю…

– И почему сейчас этой боли нет? – задаю глупый вопрос.

– У тебя аллергия на некоторые препараты. В основном на жаропонижающие.

Ого, так я ещё и не врала, когда говорила об этом врачу.