Надя и Нанас вернулись к снегоходам. Нужно было занести в выбранное жилище раненого учителя, которому опять стало хуже. Нанас порадовался, что подходящее место они нашли именно на первом этаже, но и туда затащить обмякшее грузное тело оказалось непросто. Зато дополнительной радостью стало то, что из волокуш самостоятельно выбрался Сейд и вполне уверенно двинулся следом за ними.

— Он хоть не умер? — отдуваясь, спросил Нанас, когда они с Надей опустили тело учителя на мягкую, с такой же мягкой спинкой лежанку.

— Нет, дышит, — ответила девушка и сразу захлопала дверцами больших ящиков: — Нужно срочно найти, чем его можно перевязать. А ты поищи какую-нибудь кастрюлю, надо вскипятить воды. Только костер разводи не на улице, а на лестнице где-нибудь — уже темнеет, вдруг его заметят из города.

Нанас хотел спросить, где взять дрова-то, да вовремя спохватился, осознав, что Надя знает это не больше него. Поэтому он вышел на улицу и огляделся вокруг в тусклом свете и впрямь стремительно угасающего дня.

Лес был не то чтобы очень далеко, но идти туда все равно не хотелось. Да и много за раз в охапке не принесешь, значит, придется возвращаться. Конечно, можно было съездить па снегоходе с волокушами, но это значило сначала доставать из них все, потом снова укладывать… Решив все же дойти до леса пешком, Нанас, неизвестно на что надеясь, обошел дом и от радости едва не подпрыгнул — совсем рядом высилась гора камня и досок, бывшая когда-то небольшой постройкой. Удача была еще и в том, что, помимо деревянных обломков, парень набрал тут и камней.

Все это он быстро, в четыре захода, перетаскал на лестницу «их» дома, где на площадке между первым и вторым этажами сложил из камней подобие очага и развел огонь. Кастрюля — и не одна — тоже нашлась быстро. Надя крикнула, что воды ей нужно как можно скорей, так что Нанас набрал снега в самую маленькую, чтобы быстрей закипело. Отнеся кипяток Наде, он вышел за снегом с большой кастрюлей.

К тому времени уже окончательно стемнело и ударил мороз. Нанас подмял голову и замер — все небо, от края до края, усеяли звезды! Крупные, яркие, почти не мерцающие. Сразу вспомнились его размышления о Верхнем мире и об окнах, через которые небесные духи следят за ними…

Как ни странно, эти мысли сейчас не казались ему полной глупостью. Под этим сказочным небом глупостью, скорее, казалось то, что находилось здесь, внизу, — вся эта людская суета, полуразрушенный, мало на что пригодный мир и уж тем более — нелепая старая кастрюля в его руках…

«А Надя? — подумал вдруг Нанас. — Она для тебя тоже глупость? И Сейд, не испугавшийся ради тебя и нее смерти? И старый учитель, который знает, что умирает, и которого, тоже зная, что тог умрет, все-таки пытается спасти Надя… Похоже, явная глупость в этом мире одна — ты, бестолковый рыжий саам! Который не знает, зачем он живет, который мотается туда, куда его пошлют; неважно кто — нойд, духи или еще какие-нибудь обстоятельства… Принял ли ты в своей жизни хотя бы одно важное решение сам? Разве что убежать из сыйта, так и то — у тебя просто не было иного выбора. И, вспомни-ка хорошенько, слишком ли ты горевал, когда решения за тебя принимал кто-то другой? Даже сейчас ты рад, что и раненым занимается Надя, и кипятить воду тебя послала она… Тебе самому не о чем заботиться, ты настолько привык подчиняться, что получаешь от этого удовольствие! Чего злишься? Разве это не так?»

Нанас и впрямь разозлился не на шутку, и тут уж ему стало не до звезд. Набрав полную кастрюлю снега, он отнес ее к очагу, а потом спустился к волокушам и достал защитный костюм с завернутой внутрь одеждой.

Занеся его в жилище, юноша принялся стаскивать с себя осточертевшую оранжевую «малицу». К нему подошла Надя — тоже без костюма, но с каменным оберегом на шее.

— Правильно, — сказала она. — И я сняла. Твой камень почти холодный.

— Я поставил на огонь воду, — буркнул Нанас. — Свари там чего-нибудь, когда закончишь со стариком.

— А я уже закончила. Рану промыла, перевязала. Пришлось разорвать простыню, хорошо, их тут много… А ты чего такой смурной?

— Чего веселиться-то?.. Как он?

— Похоже, пуля в легком. Мне ее не достать, я не врач. Вся надежда, что завтра мы доберемся до Полярных Зорей, там наверняка есть и врачи, и больница. Лишь бы он дотянул.

— Да как мы теперь туда доберемся?! — в сердцах отшвырнул стянутый наконец костюм Нанас.

— Придумаем что-нибудь… — неуверенно сказала Надя. А потом вдруг посмотрела ему прямо в глаза и тихо, но твердо сказала: — Ты придумаешь. Я в тебя верю.

Нанас опешил. И, удивительно, мир словно перевернулся — теперь звезды сияли не там, в недоступной ему вышине, а прямо здесь, вокруг, повсюду, и главное — внутри него самого. Он понял, что жизнь имеет смысл. И не только жизнь вообще, а его — рыжего саама Нанаса — только что казавшаяся никчемной жизнь тоже вдруг наполнилась смыслом.

— Я придумаю, — хрипло проговорил он и тряхнул головой. — Мы выберемся отсюда.

Огонек «свечки», которую Надя нашла в одном из ящиков, разогнал по углам темноту В другое время Нанас заинтересовался бы этой «долгоиграющей палочкой», но сейчас он отметил лишь, что лучину, против его ожидания, щипать не придется.

Поели молча и быстро. Надя принялась кормить пришедшего в себя Романа Андреевича, Нанас же развернул защитный костюм с одеждой и достал оттуда шинель.

— Схожу до речки, — сказал он, — посмотрю, есть ли на той стороне патрули.

— Будь осторожней, — повернула голову Надя. — И возьми другие рукавицы и шапку. Ботинки тоже переодень. А то, в чем мы приехали, вынеси, пожалуйста, отсюда и выбрось.

— И твое? — стал собирать он в кучу зараженную радиацией одежду.

— Да. Кроме шапки… Я ее носить не буду, не бойся. Но она… батина… Надо было мне, дуре, ее тоже в костюм завернуть!..

— Ты не дура, — огрызнулся Нанас, — не смей так себя называть!

Надя промолчала, продолжив кормить старика. Нанас переобулся, подхватил в охапку старую одежду и вышел.

Соблазн поехать на снегоходе был очень велик, но он понимал, что если у въезда в город стоят патрули, то шумом мотора он себя сразу выдаст. А в том, что патрули есть, юноша почти не сомневался. Так что пришлось топать пешком. Пройдя около сотни шагов, Нанас услышал позади негромкое гавканье. Его догнал Сейд и обиженно блеснул морошковыми глазами.

— Ты зачем пошел? Это далеко, устанешь.

«Поел, отдохнул, силы почти вернулись», — коротко ответил Сейд.

— Волшебная тушенка!.. — проворчал Нанас. — Ладно, пошли легохонько. Устанешь — скажешь.

Как оказалось, пошел Сейд не зря. Огонь костра по ту сторону речки они увидели издалека. Патруль — трое мужчин — и не думал скрываться. Нанасу же пришлось быть осторожным — несмотря на ночь, черную шинель на белом снегу заметить было нетрудно. Ему хотелось подобраться ближе, чтобы послушать, о чем говорят мужчины, но об этом не стоило и мечтать, издалека же голоса перебивал шум речки. Тогда-то подползти к патрулю и вызвался Сейд. Вернулся он довольно скоро и коротко мотнул головой: «Плохие люди. Ждут, чтобы убить».