А потому всё больше появлялось бедняков. Основная масса сельских жителей и занятых ручным трудом горожан, вероятно, едва сводила концы с концами. Трудящиеся могли заработать на пропитание своим семьям — но и только: сбережений или запасов на черный день позволить себе никто не мог. Рост налогов отбросил многих за черту бедности. Современная криминология усматривает прямую корреляцию между нищетой и склонностью к совершению определенных видов преступлений, прежде всего воровства и насилия. Это позволяет предположить, что по мере обнищания простых жителей Римской империи криминогенная обстановка наверняка усугублялась.

Древние источники, к сожалению, не позволяют нам судить о статистике преступности подобного рода. Зато они прекрасно документируют всплеск покушений на захват власти всевозможными полузаконными и самозваными претендентами на титул императора. В разгар кризиса III века в течение пятидесяти лет нашелся пятьдесят один претендент на престол. Подобные кризисы случались и прежде, но на закате империи они заметно участились и приводили к военным действиям внутри границ чаще, чем в первые века ее существования. Особенно серьезный оборот ситуация приобрела после чудовищного разгрома римлян готами под Адрианополем (современный турецкий Эдирне у границы с Болгарией) в 378 году. После этого готы обосновались в пределах границ империи с собственной армией и военным командованием, а вскоре их примеру последовали и другие варварские племена, возобновившие вторжения начиная с 406 года.

Были и другие длительные периоды утраты центром контроля над окраинами. Сосредоточившись на отражении военных угроз извне, империя пускала происходящее в отдаленных провинциях на самотек, а местные жители перетекали под защиту местных вождей. Мы уже видели подобный пример самоорганизации у багаудов. С разрастанием гражданских войн, вероятно, росло и число солдат разгромленных армий и дезертиров, пополнявших шайки вольных разбойников. Недаром, вероятно, был принят отдельный закон против беглых солдат, ворующих по ночам урожаи с полей и нападающих из засады на путников (Кодекс Феодосия, IX.14.2). Другим законом мужчинам во избежание смертоубийства запрещалось носить при себе оружие, равно как и заниматься его изготовлением (Новеллы, LXXXV). Едва ли новый закон понадобился лишь для того, чтобы еще раз подтвердить и ранее действовавший аналогичный запрет. Скорее всего, он стал неизбежной реакцией властей на участившиеся случаи вооруженных уличных нападений.

Сотрясавшие новую христианскую столицу уличные войны между набравшими небывалую мощь противоборствующими группировками стасиотов — радикальных движений болельщиков команд-участниц колесничных гонок на константинопольском ипподроме — не свидетельствуют ни о чем ином, кроме слабости государственной власти. Историк VI века Прокопий Кесарийский мрачно живописует, сколь грозную силу набрала при попустительстве и даже содействии лично императора «фанатская» группировка венетов. Вся империя была повержена в смятение хулиганством болельщиков, «и законы и государственное устройство, приведенные в расстройство, превращались в полную свою противоположность» (Тайная история, VII).

Население к тому времени успело поделиться на две основные партии — «голубых» (венеты) и «зеленых» (прасины). Гладиаторские бои были запрещены еще в конце IV века, и место главного циркового зрелища с тех пор прочно заняли гонки колесниц. Политическое значение этих мероприятий отражало само местоположение ипподрома — центр Константинополя, прямо напротив императорского дворца. В обществе, разделенном на классы, императору, казалось, благоразумнее было бы сохранять нейтралитет. Однако же Юстиниан, по утверждению Прокопия, встал на сторону «голубых», и это накалило и без того враждебные отношения между двумя группировками до беспрецедентного уровня: стасиоты «голубых», осмелев, открыто напали на «зеленых», а те, в свою очередь, движимые чувством негодования из-за попранной справедливости, ринулись мстить обидчикам с небывалой решимостью, «ибо люди, когда их несправедливо обижают, обычно бывают склонны к безрассудству», — объясняет мотивы зачинщиков беспорядков с обеих сторон Прокопий.

Так и случилось, что поддержка императором болельщиков одной из команд привела к массовым беспорядкам, и «вся Римская держава была потрясена до самого основания, словно ее постигло землетрясение либо наводнение». Во-первых, некоторые мятежники среди «зеленых» изменили прическу. Они носили длинные волосы, которые, однако, коротко подстригали спереди, и отращивали бороды и усы в персидском стиле, который они называли «гуннским». Затем они начали вести себя совершенно возмутительно: украсили свои тоги пурпурной каймой, которую мог носить только император, и расхаживали по городу с важным видом, словно высокопоставленные чиновники. На туниках юношей были специальные рукава, которые вздымались, когда они размахивали руками. Эти молодые люди создали настоящую криминальную субкультуру, они отвергали авторитет правительства. Их группировки были далеко не столь безобидны, как могло бы показаться исходя из их склонности к подобному щегольству. Прежде всего, стасиоты и до бунта были, по словам Прокопия, вооружены и очень опасны. Днем они прятали небольшие обоюдоострые кинжалы под плащом у бедра. В сумерках они выходили на улицы и начинали грабить тех, кто им подворачивался. Они окружали своих жертв в узких переулках, хватали их за плащи, забирали драгоценности, золотые броши и всё, что могли забрать. Если оставалось подозрение, что обворованный сообщит властям, его могли и убить. Общество возмущали эти нападения, но городские власти не обращали на них внимания, и люди перестали носить с собой что-либо ценное и вообще с наступлением темноты предпочитали оставаться дома. Преступники тем временем становились всё более дерзкими: ведь, как объясняет Прокопий, «преступления, если им предоставить полную свободу, обычно переходят все границы, поскольку даже те злодейства, которые подвергаются наказанию, не могут быть полностью искоренены». Люди бежали из города, и, в сущности, противостояние двух сообществ болельщиков переросло в гражданскую войну. Некоторые воспользовались хаосом, чтобы решить собственные проблемы, нанимая некоторых болельщиков в качестве наемных убийц. Расправы происходили открыто, при свете дня по всему городу, даже во время церковных служб. Преступники не боялись наказания, и никто не чувствовал себя в безопасности. Люди могли быть убиты собственными родственниками. Все споры разрешались насилием. Бацды резали людей лишь с целью заявить о себе и посеять страх.

Террор достиг такого масштаба, что никаких попыток расследовать происходящее властями даже не предпринималось. Старейшины стали принимать решения, а судьи выносить приговоры исключительно из страха не угодить стасиотам («голубым»), понимая, что иначе их ждет смерть. Взявшие город под полный контроль повстанцы отобрали у ростовщиков свои долговые расписки, не расплатившись, и принудили богатых отпустить на волю множество рабов, с готовностью примкнувших к мятежникам. Дети стали заставлять своих отцов передавать им имущество, а некоторые мужчины даже отдавали стасиотам для утех собственных жен и сыновей. Как-то раз одна привлекательная женщина находилась в лодке со своим мужем, и они столкнулись с бандой. Молодые люди вскочили на борт и схватили ее. Когда ее заставили подняться на борт их судна, она шепнула мужу, чтобы он не беспокоился: она не позволит себя опозорить. Затем она бросилась в воду и исчезла в глубине. Вот что происходило во времена владычества преступных банд в Константинополе.