Просодия (тон, громкость, протяженность), жесты и другие отличительные характеристики (положение тела, поднятие бровей и т. д.) составляют общее воздействие, в результате которого начинается разложение высказывания на части, членение на элементы в соответствии с высотой тона или жестами. Когда высказывание разложено на составляющие, и только тогда, возможна их (ре)композиция (синтез) для построения новых высказываний. Это приводит нас к еще одной важной характеристике человеческого языка — семантической композициональности. Она необходима любому языку. Это способность кодировать и декодировать значение всего высказывания на основании отдельных значений его частей.

Так из естественного процесса, связывающего звук и значение в высказываниях с помощью жестов, интонации, продолжительности и амплитуды, складывается простой переход к декомпозиции изначально неструктурированного целого на части и рекомпозиции этих частей в новые высказывания. Так рождается грамматика. Не нужны никакие особые гены.

Кеннет Пайк предложил иную иерархию морфологии и синтаксиса, о которой здесь следует упомянуть (хотя я пользуюсь собственной, немного адаптированной версией). Он назвал ее «морфосинтаксическая иерархия» — составление разговоров из все более и более мелких частей.

Распространение новшеств, лингвистических или иных, и превращение их в часть языка — это загадка, которую называют «проблема актуации». Как и в случае с распространением новых слов, выражений или шуток в наши дни, на возникновение и распространение лингвистических новшеств могли оказывать влияние несколько факторов. Говорящим могли нравиться звуки определенных компонентов в новых выражениях больше, чем других. Могло быть и так, что тон и /или жесты подчеркивали одну часть выражения, исключая другие части. Когда такое подчеркивание замечали другие люди и тоже начинали его использовать по тем или иным причинам, наиболее выдающиеся его элементы становились более важны в процессе передачи и восприятия «актуированного» выражения.

Вероятно, первое высказывание было совершено с целью что-то сообщить другому человеку. Свидетелей у нас, конечно, нет. Тем не менее, предшествующая и последующая история языкового развития это определенно подтверждает. В языке главное — коммуникация. Возможное усовершенствование мышления, связанное со способностью мыслить словами, а не, скажем, картинками, — это побочный продукт языка, и основной задачей языка оно не является.

Нет необходимости предполагать существование особых генов синтаксиса. Точно так же на основании имеющихся у нас свидетельств можно утверждать, что и звуковые структуры не являются врожденными. Это не относится к врожденной связи между голосом и слуховым восприятием (люди лучше всего продуцируют те звуки, которые хорошо слышат, и наоборот). Самая простая гипотеза: совместная эволюция голосового аппарата, слуха и лингвистических организационных принципов привела к появлению хорошо организованной системы звуковых форм для репрезентации значений в качестве частей знаков. Существуют внешние, функциональные и экологические условия эволюции звуковых систем[143].

Синтаксис развивается вместе с двойным членением и дополнениями к нему, основанными на культурных коммуникативных задачах и условностях, а также на различных грамматических стратегиях. Это значит, что сюда можно добавить рекурсию, если эта стратегия выгодна для культуры. В языке могут быть определительные придаточные предложения, но их может и не быть. В нем могут быть сочиненные именные группы, но их может и не быть. Вот отдельные примеры различных грамматических стратегий, применяемых в английском языке:

«John and Mary went to town»[144] (сложносочиненная именная группа) или «John went to town. Mary went to town» (два простых предложения).

«The man is tall. The man is here»[145] (два простых предложения). Или «The man who is tall is here» (сложное предложение с определительным придаточным).

Морфология — это научный термин, обозначающий построение слов. Разные языки используют разные стратегии словопостроения, однако набор работоспособных стратегий невелик. В английском может быть не более пяти различных форм одного глагола: sing, sang, sung, singing, sings. У некоторых глаголов их еще меньше: hit, hitting, hits. Для построения морфологических структур (слов) на самом деле не так много вариантов. Слова могут быть простыми или состоять из частей (морфем). Если они простые, без внутреннего деления, то язык называют «изолирующим». Китайский — один из таких языков. В китайском у глаголов обычно нет формы прошедшего времени. Для указания на прошедшее время необходимо отдельное слово (или обходятся контекстом). Если в английском можно сказать «I ran» («Я бегал», прошедшее время) или «I run» («Я бегаю», настоящее время), в китайском вы могли бы сказать «Я сейчас бегаю» (три слова) или «Я вчера бегаю» (три слова).

В других языках, например португальском, иная стратегия построения слов. Как во многих романских языках (то есть восходящих к латыни), в португальском слова могут сочетать различные значения. Простой пример: слово falo, означающее в португальском «я говорю».

Глагольное окончание «o» означает сразу несколько вещей. Оно указывает на первое лицо и единственное число — «я». Кроме того, оно указывает на настоящее время. Оно также означает изъявительное наклонение (то есть, грубо говоря, «это происходит на самом деле»). Окончание «o» в слове falo также означает, что глагол относится к группе глаголов на -ar (falar — «говорить», quebrar — «ломать», olhar — «смотреть» и т. д.) Португальский восходит к латыни, как и ряд других языков, в частности испанский, румынский, итальянский и др. В лингвистике такие языки принято называть «флективными».

Другие языки, в частности турецкий и многие языки американских индейцев, называют «агглютинативными». Это означает, что у каждой части каждого слова есть одно значение, в отличие от романских языков, где у каждой части слова может быть несколько значений, например, как в случае с «o» в слове falo. Одно слово в турецком может быть длинным и состоять из нескольких частей, но у каждой части — одно значение: