Отца я поклялся убить в тот самый вечер.

А вот жизнь Юрасова я забирать не планировал. Лишь попортить. И делал это каждый раз, когда предоставлялась возможность.

Жаль, отец и тут меня подвёл. Ещё до своей смерти слил с ним часть капитала. Через офшоры, недвижимость и контракты. И вывести Юрасова из бизнеса оказалось невозможно без больших потерь. Пришлось скрепя сердце идти с ним на сделку.

Как и с семьёй Ямадаевых. Один брат хуже другого. Впрочем, у младшего имелись мозги, а у старшего — понты и жажда власти.

Юрасовов не был дураком. Понимал, что я устрою охоту за его головой. И натравил на меня органы. Почти год я находился под колпаком полиции. За мной постоянно следили. Каждый мой шаг проверялся, и всё это преследование грозило вот-вот вылиться в потерю репутации и привлечение в качестве обвиняемого. Чего и добивался Юрасов.

Но, даже несмотря на то, что меня было за что повязать, деньги и связи решают многие проблемы. А потому в день, когда меня перестали подозревать в преступлении в составе преступной группировки, я понял, что руки мои развязаны. А Юрасов — что дни его сочтены.

Только мне предварительно хотелось поиграть с жертвой. Насладиться страхом Юрасова. Вкусить его ужас. Но мои планы изменила одна Спичка.

Я не планировал заниматься сексом с Серафимой. Вообще притрагиваться к ней. Но, когда увидел её в машине на заправке, мозг перестал функционировать. Полный отказ всех двигателей. Мне нужно было хотя бы взглянуть на неё. Посмотреть ей в глаза. Не знаю, что хотел понять, что хотел найти в их отражении. Может, сожаление о своём поступке?

Но её близость всегда, с самой первой встречи, вызывала во мне цепную реакцию. Желание. Похоть. Секс.

И я не смог совладать с собой. Не сумел устоять перед искушением. Дотронуться до неё. Вобрать в себя её запах. Попробовать на вкус и убедиться, что ничего лучше в этом мире не существует. Нет для меня магнита сильнее, чем она.

Забыл, что считаю её грязной после другого мужчины. Забыл о предательстве. Об измене. О том, что сбежала, оставив меня.

А потом я увидел этот долбаный синяк на её лице и внутри всё перемкнуло.

Быть с Серафимой не мог, но и её не собирался оставлять с ним. Однако просто заявиться к нему в дом и сделать её наконец вдовой тоже не казалось хорошим планом.

Я не получал удовольствие, убивая. Да и никогда не требовалось подобного от меня. Для грязной работы имелись специальные люди. Но именно его жизнь мне хотелось забрать лично.

Знал расписание Юрасова. Во сколько приезжает в офис, обедает, встречается с матерью Серафимы, находящейся на его содержании.

Следил за ним и думал, что такого сотворила Спичка, что он поднял на неё руку? Его бывшая жена, которую я трахнул, не упоминала, что он имеет привычку бить женщин. Впрочем, в таком не всегда признаются.

Руки сами собой сжимались в кулаки, когда я представлял, что он сделал ей больно.

Но в то же время я испытывал каких-то необъятных размеров злость. На неё. Понял бы, может, ещё, если бы своим побегом она улучшила себе жизнь. Но нет же, опять вляпалась в дерьмо. И к кому ушла? К старому мужику, от которого пахнет гнилью и разложением?

Юрасов чуял, что я за ним явлюсь. Удвоил охрану. Мне кажется, я ощущал его страх за километр. Видел, как, окружённый своей охраной, он оглядывается, находясь в здании компании, зная, что я где-то рядом. Будто могу появиться из-за угла и разрядить в него обойму.

Единственным местом, где его можно было застать в одиночестве, осталось кладбище. Он регулярно навещал своих родителей и одну из бывших жён, похороненную на том же клочке земли.

Удобное место. Здесь он и останется.

День выдался погожим. Солнечным. Юрасов сидел на скамейке у могил и, когда я подошёл к нему со спины, сразу заметил мою тень. Вздрогнул и замер.

Я закурил сигарету и устроился на скамейке рядом с ним.

— За жизнью моей пришёл? — спрашивает, словно обращаясь к жнецу, забирающему души. Сжимает на бедре дрожащую руку, что не ускользает от моего внимания. Старается держаться, но нервы сдают.

— Ты знал, что это неизбежно, когда решил связаться с Серафимой, — отвечаю, стряхивая пепел.

Фыркает что-то себе под нос.

— Тебе бы поблагодарить меня. Пока ты в свадьбу играл да по бабам таскался, она в безопасности была.

Делаю последнюю затяжку, наблюдая, как огонёк сигареты достигает фильтра и затухает.

— Ты меня знаешь, дед. Нельзя притрагиваться к тому, что принадлежит мне.

— А я и не притрагивался, — усмехается, — да только не получить тебе её уже.

Смотрю на него, пытаясь понять, что он несёт. Надежда внутри загорается и тут же гаснет. Ведь, чтобы выжить, он будет готов преподнести мне любую ложь, которую я с радостью сожру.

Злясь, встаю и поднимаю его за грудки, пока носы не оказывается на одном уровне.

— Что ты мелешь?

Сучит ногами в воздухе, а у самого лицо безумное. Смеётся.

— Сын у тебя, Сабуров. Мишкой звать. Я забрал её тогда из больницы беременной.

Пригвождаю его к высокому мраморному надгробию, желая выбить все мозги из его головы.

— А убьёшь меня, так цепные псы Ямадаевы начнут на неё охоту. Уверен, что успеешь добраться до своей любимой раньше и спасти?

— Зачем она им? — встряхиваю сильнее, ударяя его затылком о холодный камень.

Он сжимает мою рубашку так же, как я его. Только неловко. Как-то жалко. Старческими слабыми руками.

— После моей смерти твоя Серафима получит долю в компании. Убьёшь меня и не успеешь оглянуться, как её не станет.

По коже проходят холодные мурашки. Жмурюсь, встряхиваю головой и разжимаю окаменевшие пальцы.

Юрасов сползает по мрамору на землю. А я смотрю на него, как на грязь под ногами. Тяжело дышу. Внутри смерч. Смесь радости, злости, надежды и страха. Страха, что лжёт. Слишком дурманит разум подсунутый мне под нос опиум. Страха, что говорит правду.

Опускаюсь на корточки, чтобы видеть его лицо.

Если он говорит правду и Серафима скрыла от меня ребёнка, я её убью. Не сдержусь. Выдыхаю горячий воздух из лёгких, отлично понимая, что обманываю себя.

Уже решил, что оставлю Юрасова в живых. Пока. Сначала заберу из его дома Серафиму и ребёнка. А потом — посмотрим.

Достаю из наплечной кобуры оружие, снимаю предохранитель и вжимаю дуло в его щёку.

— Давай, покайся, хрен старый. Очисти душу перед смертью, — обращаюсь к нему сквозь стиснутые зубы, — у тебя что-то было с Серафимой?

Если она не делила с ним супружеское ложе, значит, не всё потеряно. Значит, преподам ей урок, дождусь, когда сознается, и у нас может появиться второй шанс. Если она ещё что-то чувствует ко мне…