Интроверт («внутри-центрист») общителен гораздо меньше, а то и совсем не общителен. Он медленнее и хуже приспосабливается к условиям жизни, к окружению, но зато может больше менять их, больше приспосабливать к себе. Сильные «внутри-центристы» часто замкнуты, обособлены, и их переживания куда больше рождены внутренней жизнью, чем внешней.

Их подсознанием тоже правит парадокс равновесия, своего рода психологический принцип дополнительности. Чем больше сознание «внутри-центриста» замыкается на себе, уходит от внешнего мира, тем больше его подсознание обращается наружу: у интроверта как бы подсознание от экстраверта…[70]

И если даже интроверт больше экстраверта тяготеет к эгоизму, а экстраверт — к альтруизму, то, пожалуй, совсем немного. Ведь эгоизм и альтруизм — это не просто нервно-психические, а нравственные двигатели, иони гораздо больше создаются воспитанием и жизненной позицией, чем свойствами наших нервов и психики.

Двуцентристы-биверты соединяют в себе черты вне-центристов и внутри-центристов, но, видимо, сглаженно, приглушенно. Они общительны, но не так, как экстраверты. Они энергичны в поступках, умеют и приспосабливаться к условиям и менять их. Но приспосабливаются они шероховатее экстравертов, без их слияния с обстановкой, растворения в ней. И меняют условия без лобового упрямства интровертов, без их мертвой хватки.

Переживания бивертов направлены и в себя, инаружу, но, возможно, они не достигают в них такого самоотвлечения, как экстраверты, и такого самопогружения, как интроверты… Зато и однобокость экстравертов и интровертов тоже приглушена в них, и преобладает тяга к уравновешенному подходу к жизни.

«1. От чего зависит такая направленность человека — она врожденная или приобретенная?

2. В последнее время становится все больше необщительных людей. Значит, все больше интровертов и все меньше экстравертов?» (г. Горький, клуб молодежного общения «Я и ты», май, 1987.)

Психологи установили, что направленность «вне-центристов» и «внутри-центристов» врожденна, зависит от их нервного склада[71]. Эту направленность, как они думают, создает перевес в человеке нервного возбуждения или торможения[72]. (Мне кажется, психологи здесь полуправы — такая направленность не только врожденна, а и приобретается, но об этом потом.)

У экстравертов (вне-центристов) возбуждение слабее, чем торможение, поэтому им все время нужны новые впечатления, которые возбуждают нервы. Их психика как бы голодает по таким впечатлениям, и, чтобы держать наилучший уровень возбуждения, им нужна новая и новая эмоциональная пища.

Наша нервная система сама стремится к такому наилучшему уровню возбуждения — оптимуму (от латинского «лучший»). Мало возбудимой, мало чувствительной нервной системе нужно много внешних впечатлений, только тогда она здорова и работает нормально. Но, если нервная система чувствительна, ей вредит избыток впечатлений, и она может выйти из строя. У внутри-центриста как раз такие чувствительные нервы, возбуждение у него сильнее торможения.

Интроверт принимает вереницы мелких сигналов от себя и извне, которых экстраверт просто не ощущает. Чувствительность нервов у интроверта повышенная, у него есть как бы добавочный диапазон микроволн, которого нет у экстраверта. Через этот диапазон обильные потоки микровпечатлений заполоняют его психику — и обращают его внутрь, в себя; это как бы биологическая сосредоточенность на себе, биологическая погруженность в себя. И вне-центризм экстраверта тоже растет из биологической почвы, стоит на биологической опоре — на постоянной нехватке впечатлений, нестихающем голоде по ним.

У биверта (двуцентриста) нервная система уравновешенна, и сила ее возбуждения и торможения более или менее одинакова. Биверт открыт микроволнам жизни больше, чем экстраверт, но меньше, чем интроверт. Его нервам нужно впечатлений больше, чем интроверту (внутри-центристу), но меньше, чем экстраверту (вне-центристу).

Нервы у биверта (двуцентриста) чувствительны и выносливы, поэтому он погружается в себя глубже, чем вне-центрист, но, пожалуй, мельче, чем внутри-центрист. И погружаясь в себя, он не замыкается собой; его ощущения направлены на других людей больше, чем у интроверта, и проникают в них глубже, чем у экстраверта.

У каждого из этих людей — у экстраверта, интроверта, биверта — вся ткань чувств соткана из особых ощущений, похожих и непохожих друг на друга. Потому и чувства у них в чем-то похожие, а в чем-то разные, и протекают они и похоже, и неодинаково.

Как эти психологические типы ведут себя в семье? Вернее, к какому поведению они предрасположены, к чему их больше влечет их особый психологический склад?

Интроверт (внутри-центрист) усидчивее остальных: он быстрее их устает от обилия впечатлений и потому больше тяготеет к оседлому обиходу, привычным занятиям, к общению в тесном кругу.

У экстраверта (вне-центриста) жажда впечатлений повышена, и его гораздо сильнее влечет к кочевому обиходу; ему больше других нужны гулянья, компании, вылазки в гости — массовое общение, разнообразная жизнь.

В биверте (двуцентристе) оседлость и кочевость уравновешены, и он может быть и домоседом и странником, хотя, наверно, более умеренным, чем интроверт и экстраверт. Тесный круг не приедается ему дольше, чем экстраверту, а в компанию его влечет сильнее, чем интроверта.

Интроверт, видимо, «домашнее» остальных по самому устройству своих нервов. Но домашнее — не значит «семейнее», потому что полуобщительность делает его полуодиночкой в поведении, отношении к близким. Пожалуй, биверт «семейнее», у него нет той полузакрытости, той полуспрятанности души, которая полуотделяет интроверта от близких.

Экстраверт, видимо, уступает им обоим в домашности, но это совсем не значит, что он плохой семьянин. Речь ведь идет сейчас только об одной «части» характера — о нервно-эмоциональном складе человека, а какой он семьянин, зависит не от одной такой части, а от их сплава — от всего характера человека, от всей его личности. И экстраверт, если он не эгоист, может быть гораздо лучшим семьянином, чем эгоист-интроверт или эгоист-биверт.