Но дальше стало хуже.

Через три дня пали пять лошадей. Никаких признаков заболевания, никаких признаков внешнего воздействия. Просто упали и умерли. Одновременно. Тем же вечером на стоянке произошла драка между морпехами и гражданскими, которую удалось прекратить лишь благодаря проявленной Джеймсом твердости. Остин пообещал пристрелить нарушителей дисциплины. Соперники расползлись приводить себя в порядок, однако сержант Андерсен и несколько солдат демонстративно отделились от остальных членов экспедиции, расположившись на краю поляны и запалив собственный костер.

Во время следующей ночевки они самовольно оставили лагерь.

Исчезновение шести солдат гнетуще подействовало на гражданских. После убийства проводника они видели в морпехах защитников, а потому дезертирство Андерсена и его приятелей едва не вызвало панику. Опять последовало собрание, на котором всплыла правда об отказе навигационных приборов, и Остин, выполняя волю большинства, повел экспедицию по следам беглецов: гражданским отчего-то казалось, что Андерсен знает, как выбраться из проклятой тайги.

Так ли это было или нет, выяснить не удалось. Через три дня экспедиция наткнулась на лагерь дезертиров: погасшее кострище, остывшая еда и шесть трупов.

Во время вспыхнувших беспорядков Остин, спасая свою жизнь, был вынужден застрелить одного из гражданских.

Той же ночью пали еще две лошади.

Спустя сутки одного из лаборантов задрал медведь.

На следующий день оступился и упал со скалы пехотинец. Экспедиция обзавелась раненым, однако задерживал продвижение он недолго — тем же вечером солдат скончался.

Как ни странно, эта смерть на некоторое время сцементировала путешественников, люди поняли, что выжить они могут только вместе, только доверяя и поддерживая друг друга. В течение следующих суток не было зафиксировано ни одной ссоры. Более того, кто-то из морпехов обнаружил оставленный знак, другой узнал приметный камень. Люди поверили, что находятся на правильном пути и скоро пережитый ужас останется позади. Впервые за долгое время на лицах появились улыбки. Вечером, с разрешения Остина, по кругу пустили бутылку виски. Пошли разговоры о том, как стоит отпраздновать возвращение, сошлись во мнении, что местные женщины страшненькие, но оттрахать их все-таки следует. Захмелевший Кантор пообещал переспать с двумя.

Окружающая лагерь тайга перестала казаться страшной.

А утром, едва экспедиция снялась со стоянки, двух гражданских придавило рухнувшим деревом.

А потом пали последние лошади…

— Кушайте! — Остин ловко вскрыл разогретую на костре банку консервов и передал ее Кантору.

Сидящий у дерева профессор моргнул, пару мгновений непонимающе смотрел на жестяную коробочку, после чего кивнул:

— Спасибо.

И принялся озираться в поисках вилки.

В последние дни Эммануил окончательно отошел от управления экспедицией, перепоручив все заботы Джеймсу, и часто впадал в глубокую задумчивость.

— Не за что.

Остин открыл свою банку и подцепил на вилку кусок горячего мяса.

С тех пор как пали лошади, традиция общего приема пищи канула в небытие, каждый ел то, что нес. Джеймс искренне надеялся, что члены экспедиции взяли с собой примерно одинаковое количество еды и драк за припасы не будет.

Общим на стоянках оставался лишь костер, на котором хмурые люди грели консервы. Затем они торопливо съедали пищу и заворачивались в спальные мешки. Правда, практика ночных дежурств продолжалась — оставшиеся в распоряжении Джеймса морпехи не рисковали идти на открытое неподчинение, однако часовые предпочитали спать, набираясь сил перед дневным переходом.

Разложение.

Впрочем, две недели непрерывного стресса способны разрушить порядок в любом подразделении.

— Как вы думаете, Джеймс, — негромко спросил Кантор, — мы действительно идем в правильном направлении?

Остин облизнул вилку и спокойно ответил:

— Нет.

Честный ответ прозвучал приговором, однако Эммануил лишь грустно улыбнулся:

— То есть нас не отпускают?

— Нет.

— Разве мы недостаточно заплатили?

Офицер скривил губы:

— Будь я на месте тех, кто нас преследует, я бы убил всех членов экспедиции.

— Почему?

— Потому что, если мне доведется сюда вернуться, я буду очень злым.

На этот раз паузу выдержал профессор. Поковырялся в банке, тяжело вздохнул и поинтересовался:

— А вы бы вернулись?

— Скорее всего — да, — ответил Остин.

— Почему?

Джеймс пожал плечами, словно удивляясь недогадливости собеседника:

— Потому что привык доводить дело до конца. И потому что счастливое возвращение означало бы, что отсюда можно вырваться.

Именно так его и рекомендовали Кантору: настоящий офицер, не боящийся ни бога, ни черта и воспринимающий приказы как личное дело. Солдат. Такими, как Остин, гордится любая армия, и жаль, что в американских войсках вскоре станет на одного профессионала меньше. Профессор вновь задумался и опомнился лишь от щелчка зажигалки: доевший нехитрый ужин Джеймс закурил сигарету.

— Я не просто так спросил о направлении, — продолжил Кантор, без энтузиазма разглядывая полупустую банку.

— Я понял, — кивнул офицер.

— Мы плутаем, но я не думаю, что нас водят по кругу. Я знаю, что шаманы сильны, но не верю, что они способны заморочить тридцать… — Эммануил сбился.

Вспомнил, что их осталось значительно меньше. Кашлянул: — Не верю, что шаманы способны заморочить всех нас.

— Мы шли, ориентируясь по солнцу, — мягко напомнил Остин. — Согласно карте мы должны были пересечь железнодорожную ветку и выйти к поселениям. Этого не произошло.

— Получается, они нас куда-то ведут?

— Получается.

— Я надеюсь, они покажут нам Богиню, — жалко произнес Кантор. — Перед смертью покажут.

— Зачем? — безразлично спросил Джеймс.

— Но ведь мы шли.

— А они нас убивали.

— Не всех и не сразу.

— Они не остановятся. — Остин внимательно посмотрел на профессора: — Мы все умрем. — И указал зажатой в пальцах сигаретой на банку: — Кушайте, Эммануил, кушайте. Вам нужны силы.