Налив мне еще кофе, Баба Нюра продолжила:

— Даже если ничего не удастся и придется с ней поделиться, это не трагедия. Неприятно, согласна, но не трагедия. Давайте посчитаем. Ей может достаться порядка шестнадцати процентов от одной из ваших гостиниц и восемь процентов от Маргаритиных. С такими долями вы смело можете не пускать ее на порог. Дивиденды и акционерный отчет раз в год. И вот что. Надо как можно быстрее добавить в уставы пункт о продаже доли лишь с согласия всех владельцев. Тогда она сможет слить свою только вам, а не кому-то левому.

Угу, как это было с нами, подумал я. Если б этот пункт был в Риткином уставе раньше, доля Эгерса нам не досталась бы.

Бонусом баба Нюра позвонила знакомому нотариусу, который пообещал по первому зеленому свистку приехать куда надо и заверить что надо. За хорошие деньги, разумеется.

— И пусть ваш брат обязательно аннулирует доверенность на управление делами, — напомнила она, провожая меня в прихожей. — Этот же нотариус внесет данные в единую информационную систему. Поскольку мадам не гендир, а доверительный управляющий, ее даже увольнять не придется. Просто издать приказ, что выполнение ее обязанностей завершено в связи с отменой доверенности. После чего гоните ее ссаными тряпками подальше.

Я вышел от бабы Нюры более-менее успокоенным, хотя понимал, что проблем впереди море. Елена Непрекрасная просто так не сдастся. И главной моей задачей будет оградить Славку от лишних волнений, которые элементарно могут его убить. Тут, конечно, очень кстати пришлась бы помощь Ларисы.

Словно услышав мои мысли, зазвонил телефон, и она сказала, что освободится через час.

— Знаете «Буше» в «Сити-молле»? — спросил я. — Ждите меня там. Я сейчас на «Нарвской», могу и опоздать.

Когда я приехал, Лариса сидела за столиком и задумчиво смотрела в пустую чашку кофе. Не спрашивая, я взял еще, себе и ей, добавив пирожных.

— Значит, так, Лариса, — отпив глоток и откусив половину крошечного эклера, я посмотрел на нее в упор. — Я сейчас вымотанный и злой. И говорить с вами буду как последний хам и сволочь. Заранее прошу прощения, но думаю, вы понимаете причины.

— Вполне, — усмехнулась она.

— Сколько это продолжается? У вас?

— Четыре года. С тех пор как я у них работаю. До меня была другая сиделка.

— И вот прямо сразу?

— Нет, конечно, — Лариса пожала плечами. — Сначала просто разговаривали, потом… Что вас удивляет? Он умный мужчина, обаятельный, красивый. Слепой и болезненный? Я медсестра, сиделкой работаю восемнадцать лет, меня этим не испугать.

— Вы с ним спите, — это был не вопрос. — То есть спали.

— Жена не слишком его баловала, — она не отвела взгляда. — Хотя не думаю, что для него это был просто… голод. Понимаете, она пыталась ему внушить, что он беспомощный и бесполезный инвалид. Видимо, хотела, чтобы полностью зависел от нее. Со мной он мог быть самим собой. Мужчиной. Во всех смыслах.

— Допустим, — мы смотрели друг на друга как дуэлянты у барьера. — Сейчас он вовсе не красивый и не обаятельный. Парализованный, плохо говорящий. И никогда не поправится. Вы готовы жить с ним постоянно? — тут я вспомнил слова Лены. — Кормить с ложки, менять памперсы? Без какой-либо материальной выгоды? Нет, конечно, я буду платить, даже больше, чем раньше. Но вам правда это надо? Я хочу понять. Ему ни к чему лишняя боль, если вы вдруг поймете, что это не то, о чем мечтали.

— Вы думаете, я хотела, чтобы он развелся и женился на мне, а я бы потом захапала все, как она? — хмыкнула Лариса. — Если вам интересно, это я сказала Славе, что он должен оформить дарственную на вас. На все.

— Вот как? Сколько вам лет, Лариса?

— Сорок один.

— Не замужем?

— В разводе. Взрослый сын, внучка.

— Вы еще достаточно молоды. Секс — это важно.

Она рассмеялась, как будто я сказал глупость.

— Между нами, Виктор, мужчина хоть и приятный, но не единственный способ.

— Хорошо. Объясните недоумку, что может держать еще не старую и достаточно привлекательную женщину рядом с безнадежным инвалидом. Любовь? Жалость? Это все хорошо, но ведь хочется что-то получать в ответ, разве нет?

— Ответная любовь и искренняя благодарность — это не так уж мало. Знаете… — она допила остывший кофе и отодвинула чашку. — У меня был муж. Молодой, здоровый. Кстати, моложе меня. Много секса. Достаток. Но не было с его стороны вот этого. Ни любви, ни уважения, ни благодарности. Если уж нельзя иметь все сразу, то, может, лучше так?

Я не нашелся что ответить. И как ни докапывался до нее, вынужден был признать, что Лариса вызывает невольное уважение и симпатию. Чем-то она напоминала Олесю — спокойная, чуть насмешливая. И Риту — железобетонной уверенностью и упертостью.

— Хорошо. Завтра я попытаюсь выманить Елену в офис и приеду с нотариусом. Подвезти вас?

— Нет, спасибо. Я недалеко.

Она ушла, а я еще долго сидел и пил кофе, пытаясь привести голову в порядок.

Всего за один день все обернулось так, как я не мог и представить.

* noli me tangere (лат) — не прикасайся ко мне.

Глава 33

Рита

Уснула я только под утро. Вставала, бродила по комнате, смотрела в окно. Спустилась на веранду, посидела там, замерзла, вернулась, легла.

Ругала себя последними словами за то, что сорвалась без причины.

В ответ тоненько и нудно ныло, почти как Бобер: «Ну а чего он?..»

А того, что фыркать не надо. Подумаешь, за попу подержался, вот горе-то. У человека проблемы, а ты тут идиотничаешь.

Раз пять хваталась за телефон — позвонить или написать, но сбрасывала звонок еще до соединения и стирала сообщение.

Утро вечера мудренее. Он пришел вчера злой, а уж когда пообещал больше до меня не дотрагиваться стал еще злее. Надеюсь, это было не всерьез. Уж лучше пусть успокоится, а то как бы совсем в хлам не разругаться.

Разбудила меня Наташа, которой пора было на автобус. Доложила, что Бобер еще спит, температуры нет. Уже проще, хотя и не намного. Заметно похолодало, ночью прошел дождь, с деревьев капало. А шнырь, если выпустить его из постели, моментально забудет, что хотел только встать, начнет проситься на улицу. Значит, мне обеспечен еще один день бесконечного скулежа. И сбежать не удастся, Наташа вернется поздно.

Если только Витька…

Черт, Эгерс же! Я совсем забыла, что он собирался приехать. Причем, как всегда, не обозначив точного времени. Я написала и спросила, но ответ прилетел такой же размытый: «после обеда».