Поднимаю глаза.

— Я иначе хотел тебе сказать. Сегодня. Сюрприз сделать, — говорит Данил, он явно нервничает. — Ты опередила меня со своим сюрпризом. Если я не просто Данил с хутора, а Новый Кулак, как считаешь, я смогу решить твои проблемы? Смогу обеспечить тебе будущее? Сделать счастливой?

Я смотрю на него ошалело. Эти сутки слишком сложные, я, кажется, окончательно запуталась.

— Не понимаю, как…

— Ты единственная в мире, кто так и не догадался бы, — торопится он. — Я Данил Миронов, старший сын старого Кулака. Приехал вступать в наследство. Я богат, Марина. Очень. Все эти земли — мои. Вся техника, дома, машины, на которых мы ездили. Вертолет опять же. Всё это мое.

— Боже! — ахаю я. — Я... в шоке, Данил. Это чудо какое-то.

— Такое вот чудо, — улыбается он уголком губ. — Теперь ты останешься? Теперь дашь мне шанс?

Я мешкаю. Получается, он столько времени врал мне. Зачем? Не знаю, как себя дальше вести. Кричать на него, убегать или радоваться? В голове не укладывается. Колхозник, что вечно как попало одет, суров и груб... тот самый московский перец? Богатый и властный.

— Ну? — подгоняет Данил.

— Нам нужно поговорить. О многом, — шепчу обескураженно. Протягиваю ему свою тяжелую сумку, сдаваясь.

Двери лифта, наконец, разъезжаются. На нас смотрит Пашка.

— Доброе утро, — говорит он из кабины. — Вы рано сегодня! А... что случилось?

Данил усмехается. Закатывает глаза.

— Твою мать, — кивает сам себе. — Ну да. Какие могли быть сомнения. Миронов — это тебе не Виноградов, с ним всегда есть о чём поговорить. — Он швыряет мою сумку в лифт. — Паш, отвези Марину на вокзал. Чтобы я шлюху эту не видел больше.

Разворачивается и уходит. Быстрым шагом. От меня подальше...

Не оглядываясь.

Воздух выходит из легких. Я покачиваюсь и падаю.

Пашка

Марина покачивается на месте, готовая рухнуть мертвым грузом прямо на пол в коридоре гостиницы. Едва успеваю рвануть вперед и поймать! Девица вцепляется в меня, дрожит. Ноги ее не держат. Сама смотрит бездумно, глаза ничего не выражают.

— Ты мне врал! Я ненавижу тебя! Ненавижу! — кричит в истерике.

И что, блть, делать прикажете?!

Через десять минут я отпаиваю угомонившуюся истеричку сладким чаем в кафетерии на первом этаже. Здесь продают вкусные пирожные, а вот кофе не очень.

— Точно не хочешь поесть? Выглядишь бледной. Я могу принести бутерброд, — говорю примирительно. Внутри, конечно, у меня война и немцы. Нам Данил нужен: дела делать, без него ничего не выходит! В последние недели все разговоры начинаются с фразы: «Миронов, блть, где его черти носят...». Благодаря этой дурехе босс полмесяца по стране мотается, и какой итог! Хотя я знал, не сомневался даже, что именно так всё и будет! Она маленькая еще, его просто не потянет.

Марина смотрит перед собой, головой качает.

— Ну как же вы так! — сетую я. — Вчера мир и любовь, планы домой вместе ехать, а сегодня? Семь утра, вы уже в пух и прах!

— Он шлюхой меня назвал, ты же слышал, — шепчет она растерянно. Ежится, будто замерзла.

Понимаю, на что Миронов клюет снова и снова. Хрупкая, беззащитная. Сам хочу ее обнять и закутать. Но со мной подобные фокусы не работают, я одет легко и точно знаю, что в кафе не холодно.

— Я поверить не могу. От кого угодно эти слова для меня ничего бы не значили. Но от него... Паш… — Марина вскидывает на меня глаза. — Он правда так думает?

— Данил?

— Ну а кто еще?

Зашибись... Они ссорятся, мирятся, а я крайний.

— Думаю, что нет. Он сгоряча, Марин. Я уверен, что сгоряча. Данил вспыльчивый, но отходчивый. Его доводить не надо.

— Понятно. Не замечала.

Она кладет еще одну ложечку сахара в чай. Это пятая по счету. Делает глоток. Морщится. Снова тянется к сахару.

— Размешай, — подсказываю.

— Что?

— Размешай сахар. Тогда сладко будет.

— А. Да, точно. — Марина начинает послушно мешать. — Паш, это правда? Он Миронов? Мой Даня — это Новый Кулак?

Снова вскидывает глаза. Они у нее такие испуганные, что не по себе становится. Истерика закончилась и уступила место принятию.

— Правда, — киваю. — Самый настоящий старший сын Кулака. Кровный наследник. Родион укатил обратно в Черногорию, у нас всех только Данил сейчас и остался. Ты себе даже не представляешь, как его дома ждут. Пока он километры накатает в отпуске.

— Я не знала.

— Все знали, кроме тебя. Наверное. Марин, ну что ты как маленькая, по нему же видно. Ну какой из него работяга? Данил даже смотрит как босс. Я иногда слова забываю под его взглядом.

Она снова ежится и сжимается в комочек. Твою-то мать!

Но нет, я не поддамся! И не повезу ее дальше путешествовать. Хватит с нас катаний.

— Мы фамильярно общались, — тихонько говорит Марина. Будто мышка пищит. А еще недавно такой бравой была, шаурму у меня воровала. — Он... Я думала, что мужчины типажа Мироновых никогда панибратства не допустят. А он всегда простым был... Персики мои воровал, воду пил. О боже, он же жениться собирался! И мальчишник... Получается, там его мальчишник был? Мамочки! Так он что, женится?

Лучше бы сахар дальше переводила.

— Он бросил хорошую девушку, которая его любила. Из-за тебя.

Бросаю взгляд на часы. Сегодня дел много перед самолетом, мне бы ее на вокзал отгрузить и вернуться. Да куда в таком состоянии!

— Как думаешь, он никогда меня не простит? — спрашивает Марина.

— Смотря за что. Но ты лучше мне ничего не говори, это не мое дело. Я вообще вмешиваться не собираюсь в ваши отношения. Моя задача — тебя на вокзал доставить. Дальше сама смотри по обстоятельствам.

— Что бросила его.

Капец. Делаю вдох-выдох.

— Паш, ты передай Дане, — спохватывается Марина, — что Кулаку... то есть Данилу снова какие-то гадости готовят. Мне сестра звонила, рассказывала, что отчим потирает руки, дескать, скоро сошлют Мироновых с хутора.

— Мы знаем. Данил суд проиграл позавчера.

Она вздрагивает.

— Какой суд?

— Первую инстанцию. По земле. Готовимся ко второй.

— Как проиграл? Я знаю, Шубины пытаются доказать, что якобы Кулак несколько лет назад забрал землю у их деда нелегально. Что-то темное с датой смерти.

— Да, так и есть. Суд признал сделку Андрея Миронова и старого Шубина недействительной. Раз человек умер в тот день, значит, подпись поддельная стоит. А раз эта доля выкуплена неправильно, значит, и все остальные тоже.