«Этрусская дисциплина», восприемниками которой стали два самых знаменитых лукумона из преданий — Тархон из Тарквиний и Аррунс из Клузия, — долгое время оставалась общим достоянием знатных аристократических родов. О их преданности учению нам ничего не известно вплоть до того момента, когда это достояние чуть не превратилось в выморочное имущество. В своем трактате «О дивинации» Цицерон упоминает о постановлении сената во II веке до н. э., которое предписывало, чтобы в каждом из двенадцати племен, составлявших союз, знатные семьи отдавали государству шестерых из своих сыновей для овладения религиозным учением. Таким образом было официально организовано обучение «этрусской дисциплине» под покровительством сената, выражавшего тем самым свой интерес к науке, к которой он неоднократно прибегал в прошлом и собирался еще не раз прибегнуть в будущем. Этот декрет Цицерон включил в свой свод законов идеальной конституции: «Пусть Этрурия обучает принцепсов своей науке» — Etruria principes disciplinam doceto.

По правде говоря, смысл выражения был не совсем ясен, и текст Цицерона очень быстро исказили, так что один путаник, Валерий Максим, в эпоху ранней Империи подумал, что речь идет о молодых людях из римской аристократии, которых следует отправлять, в количестве десяти, к каждому из этрусских народов, чтобы их обучали там «этрусской дисциплине». Но приведенная нами интерпретация соответствует мнению практически всех историков и подтверждается аллюзией, сделанной позднее императором Клавдием в одной из речей о коллегии гаруспиков. Он объявил тогда — это был 47 год от Рождества Христова, — что намерен бороться, в связи с засильем иноземных суеверий, за сохранение «древнейшего учения в Италии» и проводить политику по примеру прошлых времен, когда «этрусская знать либо по своему почину, либо по побуждению сената поддерживала и распространяла эту науку в своих семьях».

Постановление сената от И века до н. э. как раз и должно было бороться с безразличием к национальным традициям, которое охватило поверженных лукумонов, «дабы столь великое искусство не превратилось из религиозного учения в ремесло из-за низкого положения тех, кто им занимается». В высших общественных классах был суровый «недобор» гаруспиков, и былое священство отныне бесславно деградировало в шарлатанство. По мере того как сокращалось количество квалифицированных гаруспиков, росла толпа деревенских гадателей — haruspices vicani, — которые, прикрывшись титулом, вводившим в заблуждение только сельских простофиль, вовсю пользовались их наивностью. Плавт и Помпоний саркастически отзываются об этих шарлатанах, а Катон, заботясь о порядке в своем поместье, приказал не пускать туда «гаруспиков, авгуров, гадателей и астрологов». Тот же Катон удивлялся тому, как один гаруспик может взглянуть на другого без смеха. Еще позже в Губбио некий Луций Ветурий Руфион, avispex, extispicus (искушенный в толковании полета птиц и гадании по внутренностям жертвенных животных), объявил себя sacerdos publicus et privatus «общественным и частным жрецом»; помимо исполнения своих официальных обязанностей, он давал частные консультации — разумеется, за вознаграждение. Но это было еще не самое страшное: император Август издал закон, запрещавший гаруспикам принимать посетителей при закрытых дверях и делать прогнозы относительно предполагаемой смерти кого бы то ни было.

Тем временем усилия сената по возрождению жречества среди этрусской аристократии приносили свои плоды. Благодаря мнительности населения число бродячих гаруспиков не уменьшилось, а даже возросло. В эпоху Империи гаруспики были везде, занимаясь своим искусством в муниципалитетах и легионах, при правителях провинций и императорском дворе. Известно, что еще в 408 году, когда над Римом нависла смертельная угроза — наступление готов во главе с Аларихом, — в городе находились этрусские гаруспики, бежавшие туда после захвата Тосканы: префект города и папа Иннокентий I не сочли для себя недостойным обратиться к ним за помощью. Начиная с правления Клавдия сложился «орден шестидесяти гаруспиков», организованный в форме коллегии с резиденцией в Тарквиниях, а затем в Риме. У него были председатель, избираемый на один год, и казна, управляемая казначеем; этот орден отныне играл роль официального учебного заведения, где преподавалась «этрусская дисциплина», и обеспечил ей долгое существование, вплоть до конца античного периода в истории и даже до начала византийской эпохи.

Начиная с последнего века республиканского периода в истории Рима обновленная верность лукумонов своим традициям проявлялась на деле и прежде всего в достоинствах гаруспиков, состоявших при крупных государственных деятелях не только в качестве советников, но и как верные друзья. Геренний Сикул в 121 году до н. э., после гибели Гая Гракха, гордо покончил с собой, когда его взяли под стражу; Постумий, мудро истолковав знамение, помог Сулле в 89 году до н. э. разгромить под Нолой лагерь самнитов; наконец, Спуринна предсказал Цезарю, который до последней минуты не хотел в это верить, неминуемую гибель во время мартовских ид. Все трое происходили, несомненно, из достойных этрусских родов: первый — из рода Тусков, несмотря на свое прозвище (Сикул), которое означало лишь то, что у его родных или его самого были интересы на Сицилии; второй — вероятно, из Перузии, а третий — из Тарквиний.

Но главное — среди современников и знакомых Цицерона были представители этрусских родов, внутри которых disciplina бережно передавалась от отца к сыну как наследство по прямой линии. Мы уже называли имя Тарквития Приска, который в эпиграмме юного Вергилия не слишком уважительно упоминается вместе с Варроном в ряду других напыщенных риторов. До самого конца античной эпохи он славился как искусный гаруспик и перевел на латинский язык книгу предзнаменований (Ostentaria Tusca); Плиний ссылается на него как на источник в этой области, а к libri Tarquitiani обращались еще в IV веке. Две сильно поврежденные надписи из Тарквиний, выбитые во время правления Клавдия и, возможно, находившиеся в помещении «ордена шестидесяти гаруспиков», рассказывают нам об этом человеке и его сыне. Первый опубликовал переводы на латинский язык нескольких этрусских книг: одна была о ритуале народных собраний (ritus comitialis), а другие, еще более важные, содержали учение, проповедуемое Аррунсом из Клузия после откровения, полученного им от Юпитера и Юстиции через посредство Вегойи (sacra quibicus placare numina Arruns a magistra edoctus erat ex Jovis et Justitiae effatis). Он преподавал свое искусство в Риме больше тридцати лет. Второй, вероятно, его сын, обучился от него искусству гадания по молниям и после смерти отца продолжил его дело. Но эти две «элогии» Тарквитиев Присков конца эпохи Республики были составлены в начале эпохи Империи по просьбе третьего Тарквития Этруска четвертым — Марком Тарквитием Приском, который в середине I века н. э. был авторитетным советником императора Клавдия в области политики восстановления религии, нацеленной против «иноземных суеверий» и опиравшейся в борьбе с ними на «самое древнее учение в Италии», то есть учение этрусков. Так что приверженность этому учению, на протяжении четырех поколений, одной семьи из Тарквиний, принадлежность которой к сословию всадников говорит о высоком происхождении, осталась неизменной.