— И что будет с теми, кто его не пройдет? — ехидно спросил человек.

Демиург Шамбамбукли широким жестом обвел перед человеком границы вселенной.

— Как я уже сказал, я своих подарков назад не беру. Тем, кто не готов жить в новом, с иголочки, мире, придется довольствоваться старым. И знаешь, если они и дальше будут пренебрегать советами изготовителя, их дом очень быстро может стать чертовски неуютным местом.

большой толчок

Демиург Мазукта рассмотрел с разных сторон новый мир, изготовленный демиургом Шамбамбукли, и насмешливо хмыкнул.

— И вот это ты хочешь послать на конкурс? — спросил он. — Эту… поделку?

— А что, нормальный мир, — вступился за свое детище Шамбамбукли. — Красивый, работает, все как надо, все на месте. По-моему, неплохо.

— Да я и не спорю, что неплохо, — отозвался Мазукта. — Может быть, даже хорошо. Но несовременно как-то. Сейчас так никто уже не творит. Примитивизм какой-то…

— А как сейчас творят? — поинтересовался уязвленный Шамбамбукли.

— Ну-у… вот так, хотя бы, примерно.

Мазукта вытащил из кармана портмоне и показал фотографию.

— На, любуйся. Мое творение! Гран-При на Вселенском конкурсе Авангардного Творчества, между прочим!

Шамбамбукли пригляделся к снимку и брезгливо скривил лицо.

— Фу! Что это такое?

— Это Большой Толчок, — охотно пояснил Мазукта. — Я сотворил мир из Большого Толчка. Концептуально, не находишь?

Шамбамбукли повертел в руках изображение мира и вернул его Мазукте.

— Да уж, ты на мелочи не размениваешься, — задумчиво произнес он. — Если что-то делаешь, то по-большому.

— По-крупному, — поправил Мазукта, пряча снимок в карман.

— А как же люди? — спросил Шамбамбукли. — Каково им там жить, а? В толчке, да еще в Большом?

— Да плевать на них, при чем тут люди! — досадливо отмахнулся Мазукта. — Кого вообще интересует их мнение? Мы с тобой об искусстве говорим! О вечном, о возвышенном! Человеческие реалии не имеют к этому ни малейшего отношения.

апокрифы

— Нет, нет и еще раз нет! — замахал руками демиург Шамбамбукли. — Я категорически против!

— Да что здесь такого? — удивился Пророк. — Я всего лишь хотел добавить несколько апокрифов…

— Не нужны никакие апокрифы! — решительно отрезал Шамбамбукли. — Я вам дал свою Книгу, там все, что надо, уже есть, и дополнять тут нечего. Все, разговор окончен.

— Но из Книги совершенно непонятно, как соотносятся огонь и электричество, и применимы ли законы одного к другому, — возразил Пророк. — А кроме того, людям интересно, что происходило с Первым Человеком на следующий день после того, как…

Шамбамбукли прервал Пророка гневным возгласом.

— То есть, ты хочешь сказать, моя Книга неполна?! Она, по-твоему, несовершенна?! Такая замечательная Книжка, я так старался, чтобы она была безупречной, а ты вдруг заявляешь…

— Все-все, я уже понял! — замахал руками Пророк. — Осознал, признаю свою ошибку. Действительно, Книга великолепная, бесподобная, просто-таки всем Книгам Книга. Ни добавить, ни убрать.

— Именно так, — согласно кивнул Шамбамбукли.

— Нет, действительно гениальное произведение. Такие выпуклые, запоминающиеся характеры, такие образные… эээ… образы! Полный восторг. Я преклоняюсь перед талантом автора.

— Ах, ну что ты… — засмущался Шамбамбукли.

— Я правда восхищен, — заверил Пророк и протянул демиургу только что отвергнутую тетрадку с рукописью. — Собственно, вот… как бы это выразить… осмелился немного… так сказать, под впечатлением…

— Это что такое? — подозрительно прищурился демиург.

— Фанфики, — с готовностью сообщил Пророк. — Творчество фанатов. По мотивам гениального произведения. Эээ… может, если уважаемому автору понравится, включим их в новое издание Книги? Подарочное, дополненное, а?

— Фанфики — это хорошо, — довольно улыбнулся Шамбамбукли. — Фанаты, говоришь, по мотивам? Молодцы, так держать. Это мы, конечно, в Книгу включим, почему бы и нет. С фанфиков и надо было начинать. А то выдумал какие-то апокрифы, срам один! Где и слово-то такое откопал?

мир жесток

— Я прожил долгую жизнь, — сказал человек демиургу. — И вот наконец умер и стою перед тобой, своим создателем. Теперь я могу высказать все наболевшее прямо тебе в лицо.

— Говори, — кивнул демиург.

— Твой мир жесток, — произнес человек. — Да, я знаю, нам, простым смертным, не понять твоих грандиозных замыслов, и в конце концов все, что ни творится — к лучшему, но это «лучшее» когда еще настанет, а плохо нам уже сейчас.

— Продолжай, — кивнул демиург.

— В общем, я не имею ничего против благих целей, — сказал человек, — но вот способы их достижения мне не нравятся. Очень жестоко, по-моему.

— Одну минутку, — перебил демиург, — ты можешь привести конкретные примеры жестокости?

— Конечно, могу! — воскликнул человек. — Вот, например, войны. Тысячи и десятки тысяч людей гибнут в бессмысленной бойне, лишь для того, чтобы одна страна стала чуть беднее, а другая — намного беднее. Я понимаю, твой замысел был вознести одну над другой, но…

— Давай не будем сейчас про мой замысел, — снова перебил демиург. — Продолжай с примерами.

— Ну, война — это главное, — сказал человек. — Но есть и иная несправедливость в мире. Их много. Ни в чем не повинных людей бросают в тюрьмы, на улицах что ни день — кого-то убили или обокрали, в трущобах дети пухнут с голоду, и их старшие сестры с тусклыми глазами продают себя за гроши, чтобы их прокормить. К власти пробиваются отпетые мерзавцы, преступники разъезжают в роскошных экипажах и швыряют миллионы на секундную прихоть, а достойные люди гниют заживо…

— Стоп! — Демиург резко поднял руку, обрывая этот монолог. — А скажи мне, пожалуйста, кто именно начинает войны, кто конкретно убивает, грабит и сажает в тюрьмы, кто совращает малолетних, бросает собственных детей, пропивает чужие деньги и творит прочие бесчинства? Кто?

— Люди, кто же еще, — потупившись, сказал человек.

— Хорошенькое дело! Значит, ты, человек, приходишь ко мне, творцу мира и жалуешься на то, что вы, люди, плохо себя ведете в моем мире? Где логика?

— Вразуми, — прошептал человек. — Накажи злодеев, пусть они раскаются. Наставь нас на путь истинный.