На долю Энн-Мари неминуемо должна была прийтись часть боли и страданий, которые я сеял вокруг. Я ни о чем не собирался ей рассказывать, но если бы она что-то обнаружила, я бы не стал ничего отрицать. Я планировал убивать людей, и ни у кого не было права указывать мне, как себя вести; да, скорее всего я мог остаток своих дней провести в тюрьме; никто не смел запрещать мне максимум доступного секса. Наверное, мне даже стоило попросить таксиста отвезти меня в бордель.

— Извини, приятель, — сказал таксист, — но, по-моему, ты что-то темнишь.

Я подумал, что он каким-то чудом прочитал мои мысли.

— Просто мне кажется, — продолжал он, — что в машине позади нас едут твои друзья, — они следуют за нами с тех пор, как я тебя посадил. Мне не нравится, когда со мной играют в такие дурацкие игры.

Я обернулся. Это снова была знакомая парочка, альбинос и негр.

— Они мне не друзья, — сказал я.

— Мне остановиться? — спросил водитель.

— Нет, не останавливайтесь.

Машина следовала за нами прямо до Мортлейк. Когда я вышел, вышли и они; когда я подошел к двери, они ускорили шаг и догнали меня.

— Минуточку, — сказал альбинос.

— Только без глупостей, — сказал негр.

— Поедешь с нами.

— Немножко прокатимся.

Мне вдруг показалось, что у меня в кишках кто-то замешивает низкосортный цемент.

Хотя окна были зашторены, я успел заметить, что свет в комнатах включен. Играла музыка, это была звуковая дорожка к «Амадеусу». Энн-Мари была дома, всего в нескольких фугах от меня. Возможно, что она даже слышала мои шаги на дорожке к дому. Она могла выглянуть в окно или подойти к двери.

Я подумал, а может, закричать во весь голос и рвануть от них. Но они бы нагнали меня за секунду — раздраженные и более агрессивные.

Вместо этого я повернулся, убрал руки за спину и тихонько бросил ключи в направлении входной двери. (Я надеялся, что на следующее утро Энн-Мари их найдет и поймет, что со мной что-то случилось. Что-то нехорошее.) Еще я громко кашлянул — это, по моим расчетам, должно было заглушить звяканье от падения ключей на бетон.

Не получилось.

— Ой, — сказал альбинос.

— Попытка не пытка, — с улыбкой утешил меня негр.

— А теперь подними ключи.

Эти двое довели меня до своей машины. Внутри пахло сигаретным пеплом. Едва сев в машину, они тут же закурили. Я не стал просить их потушить сигареты.

Негр был за рулем.

— Вы что, не станете завязывать мне глаза? — спросил я.

— Мы никуда конкретно не едем, — сказал чернокожий.

— Просто катаемся, — добавил альбинос.

— Просто хотели свозить тебя на экскурсию, — подхватил негр. — Показать местные достопримечательности.

И показали.

Мы проезжали мимо разных объектов, которые явно были выбраны с умыслом, и мои спутники по очереди называли их:

— Вот кладбище.

— Вот больница.

— Вот похоронное бюро.

— Вот река.

— Вот свалка.

— Вот полицейский участок.

Примерно после шестой «достопримечательности» альбинос повернулся ко мне и спросил:

— Идею улавливаешь?

Страх потрескивал в глубине моего горла подобно электрическим разрядам.

Они продолжили:

— А вот еще одна больница.

— А вот еще одно кладбище, получше предыдущего, не находишь? Здесь не так тесно.

Мы ехали, и ехали, и ехали. На восток. Затем пересекли реку. И снова поехали на восток.

— Ты, конечно, понимаешь, — проговорил негр, — что мы можем это проделать, когда захотим, — свозить тебя на прогулку, например на озеро или на стройплощадку. И если у тебя с арифметикой все в порядке, то ты сообразишь, что нас двое, а ты один.

Я никак не отреагировал. По крайней мере, внешне. Но все мои внутренности, казалось, превратились в мягкое мороженое.

— Мы могли и Тони свозить на очень длинную прогулку, но не стали это делать. Решили оставить его как есть. Кое-кто хотел, чтобы с ним разобрались, но нежно и мягко. И этот Кое-кто просил тебе передать, что с человеком в наши дни может случиться все, что угодно. Пока ты был причиной лишь незначительного неудобства, но ты вызываешь все большее и большее раздражание. Пистолеты вот покупаешь, а зря.

Я даже не стал отрицать этого.

— Ты привлекаешь к себе слишком много внимания, а этот Кое-кто, о котором я упоминал, не любит внимания. Он будет вполне счастлив, если закон восторжествует. Он с неудовольствием узнал, что ты выжил: это не пошло на пользу его репутации, а у него очень хорошая репутация. Для выполнения заказа он выбрал нужного человека, слегка чокнутого, но это ничего; Кое-кто в действительности даже не расстроился, когда этого придурка поймали. Но Кое-кто все же хотел, чтобы работа была выполнена на «отлично». Как видишь, ты стал кляксой в его безупречных прописях. И чем чаще ты будешь напоминать ему об этом, тем выше будет вероятность, что он решит тебя убрать. Вот что мы от тебя хотим: пусть все идет своим чередом. Дождись суда. Опознай человека, который в тебя стрелял. Радуйся, когда его осудят. Не раскрывай рта. О нас не упоминай. Никуда больше не обращайся. Не стоит, нет, совсем не стоит. Я еще раз повторяю: Кое-кто, о котором я говорю, беспокоится не о себе. Если он в чем и виноват, то только в том, что познакомил одного человека с другим. Что старался помочь. Что нашел человека, который мог оказаться кому-то полезен. Только и всего. Ничего больше. Теперь, оглядываясь на прошлое, нужно признать, что это было не слишком правильное решение. Но в действительности он ни в чем не виноват.

— Так-так, — вдруг сказал альбинос, поворачиваясь на сиденье.

Сначала мне показалось, что он собирается меня ударить, но он смотрел мне через плечо.

— За нами хвост, — сообщил он.

Негр проверил зеркало заднего обзора.

— Видишь, как раз это я и имел в виду, — обратился он ко мне. — Все это довольно неприятно. Надеюсь, ты понял то, что я только что сказал. А теперь, когда я остановлю машину, выпрыгивай.

Он прибавил газу на повороте, а повернув, резко затормозил. Я сидел не пристегнувшись, поэтому меня бросило на спинку переднего сиденья.

— Вылезай! — крикнул негр, впервые обнаруживая в голосе раздражение.

Я завозился с ручкой.

— Черт, — выругался негр и снова нажал на газ.

Я обернулся. За нами следовал черный «мерседес».

Минуту-другую негр изо всех сил пытался оторваться от него, но ничего не получалось — в час пик машина застревала в пробках, как муха в сиропе.