– Темный кодекс ослепляет любого человека, который попытается его прочесть! – возмутилась Плетея.

– Нужно поставить зеркало и читать задом наперед, – вставила Эдда.

– Надо же!

– И я не человек, – присовокупил Корвус. – Послушайте, нам надо туда – в этом самый смысл Подвига, – и в сравнении с лордом Странатом у нас много преимуществ. Мы не станем связываться с молниевыми медведями, а опасность вихревых духов сильно преувеличена.

– Я о них никогда не слышала, – сказала Плетея.

У нее за спиной Лин и Мард обменялись торжествующими взглядами.

– Тогда чем меньше о них говорить, тем лучше. Идти к Твердыне? Наш путь лежит на юг, теперь по дневной поверхности. Бросить Подвиг? К вашим услугам вполне исправные каноэ.

– И перед вами все Заплутанье, – хмыкнул Лин, обращаясь к Марду.

– Я могу его пересечь, – напомнил Фергуул, – как недавно доказал. И собираюсь пересечь снова. Все, кто желает, могут отправиться со мной.

Все уставились на него. Через некоторое время он пожал плечами.

– Такие, как Плетея, знают о лорде Странате и поют о нем песни лишь потому, что один его спутник «струсил и дал деру», когда счел это разумным. Для меня как раз настало это время. Вы сумасшедшие. Я навидался ангелов и тому подобного на всю оставшуюся жизнь. Доброй дороги, а если выберетесь отсюда, сделайте милость, навестите меня в Восточном Отщепе и спойте мне свои песни.

Больше никто в Заплутанье отправиться не захотел. Так что они проводили Фергуула – он греб, стоя на корме каноэ, – и двинулись на юг. Впереди были бури и горные хребты, но теперь путешественники знали, куда идти.

– Когда Эл явился во славе и вышвырнул вон Ждода, и весь Пантеон, и все верные ему души, они ударились о Небосвод и зажгли на его черноте алые огни, – сказала Плетея. – Не желая, чтобы Эл и другие земные души видели их унижение всякую ночь, как на востоке восходит Алая Паутина, Ждод задернул ее покровом дыма и пара. Что происходит за этим покровом – для нас тайна.

Походный костер прогорел, лишь красные уголья светились в ночи. Плетея хотела поэтически противопоставить их Алой Паутине, которая в эти самые мгновения появилась на востоке – ненадолго, ибо скоро должна была скрыться за вечными грозовыми тучами на юге.

Кверк, Мард и Лин, угадав, к чему клонит Плетея, переводили взгляд с догорающего костра на созвездие. Однако для Прим и то и другое было одинаково четким – словно молнии, вспыхивающие в грозовых тучах. Впрочем, свои соображения она оставила при себе.

Мард покосился на нее – возможно, вспомнил неловкий разговор на Вопросе. Прим сделала вид, будто не замечает, и Мард вгляделся пристальнее. Тут лагерь на мгновение озарила бело-голубая молния. Прим глянула на Марда, и тот быстро отвел взгляд.

Кверк поддалась на уловку Плетеи.

– Я выросла в южной пустыне и слышала такие истории и песни, – сказала она, – но многие над ними смеялись, называя их суевериями обмороженных северян.

– В одно из этих суеверий ты скоро войдешь, – ответила Плетея. – Некоторые зовут его Безумием Весны.

– Мне как-то попалось это сочетание в книге, которую я переписывала, – сказала Кверк. – Я запомнила его из-за странности, но больше я ничего про него не знаю.

– Название и впрямь странное, – согласилась Плетея. – Я расскажу вам о нем завтра, когда туда войдем.

– Думаю, мы уже туда вступили, – заметил Мард. – Когда я собирал хворост, одно дерево точно пыталось меня убить – и белка его подговаривала.

– Если я сейчас запою, то разбужу остальных, – сказала Плетея, выказывая непривычную заботу о любителях тишины и покоя. – Завтра. Главное, что надо знать: опасайтесь всего живого.

– Это песня из тех, что начинаются с середины, – сказала Плетея на следующее утро.

Они шли хорошим маршевым темпом; в случае Корвуса это означало темп полета, при котором он мог и разведывать дорогу впереди, и приглядывать за опасностями в воздухе. Корвус считал: ничто на Земле, за исключением батальона ангелов, не посмеет на них напасть, и все равно нервничал. Конец его нынешним тревогам могло положить лишь вступление в Грозовье, где нервничать надо будет уже по другим причинам.

Где-то между Восточным Отщепом и Затерянным озером Плетея обновила свой набор музыкальных инструментов. На первом этапе пути, от дома Калладонов до Западного Отщепа, у нее были при себе две флейты и арфа, требующая бесконечной настройки. Теперь их место заняло нечто под названием «дорожный орган». Впрочем, думать о нем как об одном инструменте значило бы недооценивать его сложность. Он состоял из нескольких частей, изготовленных, судя по виду, в разные исторические эпохи мастерами, державшимися противоположных взглядов на то, что они создают.

После завтрака Плетея начала прилаживать части одну к другой и проверять, как они работают. Мард и Лин заранее мрачно переглядывались. Даже Прим, любившая слушать Плетею, вышла в путь с некоторым страхом перед масштабами и длительностью готовящегося увеселения. Однако, когда Плетея заиграла бодрые маршевые песенки, Прим решила, что они прекрасно соответствуют духу места и ничуть не утомляют.

Путники шли вверх, и чем дальше, тем больше было хвойных деревьев и меньше лиственных. Они сейчас стояли в осеннем великолепии, ветки еще не успели оголиться, а палая листва под ногами – багряная, красная, желтая и рыжая – побуреть. Идя целый день через такое буйство красок, скоро перестаешь замечать его, но лиственные рощи попадались все реже, и когда, перевалив или обогнув холм, они видели такую рощу, то заново дивились и радовались ее красоте. Листья взывали к Прим каким-то непонятным для нее образом, она часто поднимала их с земли, разглядывала переходы цвета и рисунок жилок, ветвящихся, словно молния в грозовой туче. Импровизации Плетеи звучали в лад гипнотическому настроению. Настолько, что Прим вздрогнула от неожиданности – почти от обиды, – когда Плетея заговорила:

– Будь вы из первых слушателей этой песни, вы бы уже знали начало. А именно, что превращение Твердыни в окованную темницу для Ждода эхом прокатилось по всей Земле. Ульдармы добывали железо там, где Плутон счел нужным разместить руды, автохтоны разыскивали в необжитых краях холмов-великанов, чтобы приставить их к кузнечным горнам, ловили и обращали в рабство больших животных для перевозки тяжестей. Длилось это недолго – года, наверное, три, но так или иначе коснулось всех концов Земли. Так об этом услышала Весна. Сперва она не знала, для чего все делается, только что это затрагивает ее творения. Выращенные ею деревья рубили на телеги для руды, зверей, которых она создала свободными, заставили трудиться под бичами погонщиков-ульдармов. Весна в то время была в удаленной части Вопроса – пыталась создать растения и животных, способных обитать в тамошнем засушливом климате. Оттуда она двинулась к середине Земли: путь ей указывали колеи, оставленные караванами с рудой, следы холмов-великанов, бескрайние вырубки. К тому времени, как Весна вступила в Область Бурь, Эл уже завершил свои труды и выбросил ключ в Пропасть. И он, и его ангелы, и автохтоны давно покинули это место. Ульдармы маршировали длинными колоннами туда, откуда их пригнали. Холмы-великаны, освобожденные из кабалы, бродили без всякой цели. Ненужных теперь вьючных животных просто отпустили в суровом краю, где им трудно было найти пропитание. К тому времени Весна уже поняла, что Ждод посещал Землю, и не один раз, а много, и бродил в разных обличьях, тщетно ее разыскивая.