Поэтому я устремилась на крышу. У меня была всего одна попытка угадать, и, если бы я ошиблась, все было бы кончено. Никто не позволил бы мне «поискать» или «попробовать снова». Кое-кто все равно умер бы на крыше, только это был бы не Гедеонов, а я.

Однако ошибки не было. Я не ясновидящая, да и не претендую, но сердце иногда подсказывает громче любых мистических способностей. Я чувствовала, что найду его там, и нашла.

Гедеонов сидел по-турецки перед панорамными окнами. Он, похоже, медитировал, и отвлечь его не могли ни жар, ни угрожающее рычание пожара, ни дым. В свои последние минуты на земле он казался спокойным и собранным, будто ничего особенного и не происходило. Смерть? Подумаешь, со всеми случается!

Все изменилось, когда я позвала его.

— Влад!

Я впервые обращалась к нему по имени. Показная вежливость между нами давно превратилась в игру, не очень веселую, но принятую нами обоими. Сейчас эта игра была не нужна и бесполезна. Я пришла за ним сюда не как за Владимиром Викторовичем, хозяином и покровителем, который когда-то платил мне зарплату. Я пришла за человеком, без которого не могла жить.

Он вздрогнул всем телом, и было очевидно, что я застала его врасплох. Такое с ним случилось если не впервые в жизни, то уж точно впервые за много лет. Он даже не смог подняться на ноги: дым и недостаток воздуха повлияли на него сильнее, чем он ожидал. Он пошатнулся, обернулся ко мне, но так и остался сидеть на полу.

— Ави? — прошептал он.

Он растерянно оборачивался, словно надеялся, что уж теперь-то, в его последние минуты перед смертью, затянутые пленкой глаза решат работать. Но нет, он не видел меня, а шум пожара мешал ему меня услышать.

Он бы поверил, что я — галлюцинация, если бы я не ответила ему.

— Я здесь!

— Нет… невозможно! — Гедеонов отшатнулся от меня так, будто я была каким-то огненным монстром, порожденным пожаром. — Я все это видел… Я это предвидел!

— Что ты видел?

— Ты приехала сюда и было уже слишком поздно… Ты не вошла! Я видел, как ты не вошла, ты осталась со всеми!

Вот, значит, как… В своей гибели он был даже демонстративней, чем я ожидала. Он знал, что я все это увижу. Думаю, это доставляло ему не радость, а, скорее, некое моральное удовлетворение. Но он и в страшном сне не мог представить, что я войду в дом!

Будущее казалось ему понятным и определенным. Я даже догадалась, какой именно момент он увидел: как я стояла у крыльца на заднем дворе, а потом, поддавшись трусости, уходила в сторону, туда, где безопасно. Я жалела его и плакала о нем, но не настолько, чтобы рискнуть своей жизнью.

Это могло случиться… это почти случилось! Я преодолела страх лишь через вспышку безумия, не уступающего помешательству тех, кто поджег дом. И все же я была здесь — и я чувствовала, что это правильно.

А вот Гедеонову принять правду оказалось куда сложнее.

— Ты не можешь быть со мной…

— Но я ведь пришла! Будущее меняется, ты и сам это знаешь!

— Только когда люди могут его изменить!

— Я же смогла!

Он построил бизнес на том, что помогал людям изменить будущее. Но там были совсем другие обстоятельства, и иногда казалось, что изменить их нельзя. Я понимала его недоверие и не винила его за это. Я пока и сама не представляла, как справилась, это мне еще предстояло выяснить, если мы выживем. Я лишь хотела, чтобы он знал, как далеко я готова зайти ради него.

Не всегда он будет спасать меня. Иногда должно быть иначе, и сильной за нас двоих буду я. Это и называется любовью.

Я подошла к нему, и на этот раз он все же услышал меня. Он попытался подняться, но закашлялся и смог только встать на колени. Он протянул ко мне руку, словно искал меня.

Я шагнула ближе и обняла его, прижимая к себе. Да, у нас не было на это времени и нужно было торопиться. Но иначе не получалось, потому что для того, чтобы он пошел со мной, мне сначала нужно было доказать ему, что он должен жить.

Это так странно… именно лучшие из людей постоянно сомневаются в том, что они чего-то достойны.

Он поднял голову вверх, и я увидела, что из мутных глаз одна за другой срываются слезы. Он плакал! Я даже не знала, что он умеет… Или у него слезились глаза от жара, как и у меня? Мне было все равно. Я поспешила стереть эти слезы, потому что знала, что он не примет их. Я опустилась перед ним на колени — и так я была гораздо ниже его. Я поцеловала его, наконец сделала то, чего хотела так давно. Я прижималась к его сухим, горячим губам и чувствовала, что он — мой воздух.

Я не должна была входить в огонь, но я правильно сделала, что вошла. Потому что если бы я осталась снаружи, в мнимой безопасности, я бы заживо похоронила и себя, и его.

— Я потом расскажу тебе, что я думаю об этой твоей выходке, — сказала я, наконец отстранившись от него.

— Ави, я… Я не ожидал, что ты придешь сюда…

— Я люблю тебя, и я не могла не прийти.

Я впервые осознавала свою любовь к кому-то так четко и твердо. В обычной жизни не так уж много времени и поводов задуматься о чувствах. Мы живем в мире цинизма и практичности, где время — деньги, а деньги превыше всего. Все остальное отходит на второй план и кажется не таким уж важным. Но я и он оказались в моменте между жизнью и смертью, когда материальное облетает, как шелуха, и остается только самое главное.

Он наконец улыбнулся, и я почувствовала, как к нему возвращается прежняя властная уверенность.

Гедеонов первым поднялся на ноги и помог подняться мне.

— Ты ведь знаешь, что дела наши плохи? — усмехнулся он.

— О да, — с готовностью согласилась я. — Безнадежны!

— Отсюда нет выхода.

— Да, под нами уже настоящий ад.

— Не похоже, что ты боишься.

— А я и не боюсь, — пожала плечами я. — Я ничего не боюсь, когда ты со мной.

Это было неправильно, нелогично, но я и правда верила в него. Наше положение было настолько тяжелым, едва ли не безнадежным, что только в такой вере я и видела защиту от паники.

Мы должны были умереть. Но мы не могли умереть, только-только обретя друг друга! Такой вот парадокс.

Гедеонов замер, прислушиваясь к чему-то, и я не отвлекала его вопросами, я просто ждала. Я понятия не имела, как именно работают его способности, я лишь убедила себя, что он может все.

— За мной, — велел он. — И не отпускай мою руку, что бы ни случилось, поняла?

— Даже не надейся, что я тебя теперь отпущу!

Мы и правда были в огненном мире, но этот мир существовал только для меня. Гедеонов не видел ни пламени, ни копоти, ни разрухи. Иногда он направлял нас в такие места, которые казались мне смертельной ловушкой, и я сама никогда бы не приблизилась к ним. Но я настолько доверяла ему, что даже не задерживалась — и мы проходили их живыми!