– Какая она из себя? – спросила напряженно слушавшая художница.

– Никакая, – вынесла приговор Любовь Егоровна. – Увижу еще раз – не узнаю. Лицо бледное, волосы русые, жидкие, висят, как палки. Глаза серые или голубые. Некрасивая. Зато одета по моде, много украшений золотых. Даже многовато, сказала бы я. Сразу видно, что деньги водятся. А кстати, в какой санаторий Катя поехала?

Александра, лучезарно улыбаясь, ответила, что не имеет об этом понятия.

Консьержка, решив, что ей не доверяют, обиделась:

– Вот вы как! Я вам все выкладываю, а вы…

– Я правда не знаю. Катя сказала мне то же, что и вам, – следователь в курсе и не против, а остальных это не касается.

– А мне следователь как раз сказал, что ничего не знает о ее отъезде! – с вызовом заявила женщина. – Все она врет, получается… Я уж думаю, не она ли в самом деле заманила в гости жену Константина Юрьевича и наняла бандита, чтобы он с ней расправился, а для виду квартиру обчистил? Может, уже получила обратно свои побрякушки, сидит и радуется, что мужика заполучила!

– Как вам не стыдно, – возмутилась Александра, – это какие-то несусветные басни! Катя за десять лет и пальцем не пошевелила, чтобы привязать его к себе, тем более развести, а теперь вдруг пошла на убийство?!

– Ну и что? – не смутилась Любовь Егоровна. – Значит, ей надоело ждать. В общем, разбирайтесь сами, а я вам больше ничего докладывать не буду. Не ждите!

Александра не настаивала. Сухо попрощавшись, она вышла на улицу. На метро доехала до станции, откуда отправлялись автобусы за город. Консьержке она, конечно, солгала. Ей был известен адрес санатория, в котором вчера по ее совету спешно укрылась подруга вместе с любовником.

Автобус отошел от остановки тоже полупустым. Дачники уехали за город еще в пятницу вечером, и обратный их поток должен был хлынуть только через несколько часов. «Вот тогда мне, возможно, придется и постоять часик!» – подумала Александра, доставая из сумки темные очки и сдвигаясь чуть в сторону от окна, в которое немилосердно било уже совсем летнее солнце.

Она так вымоталась за последние дни, что продремала всю дорогу и открыла глаза, только когда по бокам сузившегося шоссе замелькали стройные ряды розоватых сосен. Автобус шел очень быстро, над открытой форточкой в начале салона отчаянно трепыхалась выгоревшая желтая занавеска. Наконец Александра увидела за окном длинную ограду санатория, знакомую ей по воспоминаниям. Она сама пару раз отдыхала здесь, выбрав это место за близость к Москве и умеренные цены. Сойдя на остановке, женщина беспрепятственно миновала проходную и пошла по длинной аллее, обсаженной голубыми елями, к центральному корпусу. На боковых дорожках тут и там мелькали гуляющие парочки, опьяненные весенним воздухом, прилетавшим с полей.

Войдя в вестибюль главного здания, Александра направилась к администратору и спросила, где остановилась Екатерина Куликова. Та, просмотрев книгу записей, назвала ей номер.

– А господин Бобров, наверное, занимает номер рядом? – осведомилась Александра, прежде чем двинуться к лифту.

Она знала, как щепетилен актер в отношении своей репутации, и не сомневалась – он ни за что не поселился бы в одном номере с любовницей, еще не похоронив жену. Даже за границей, где его никто в лицо не знал, он всегда шел на лишние траты и заказывал для себя и Кати два отдельных номера.

– Бобров выехал сегодня утром, – ответила администраторша, почему-то заговорщицки улыбаясь.

Александра на миг замерла, но решила все узнать у подруги. Она сгорала от нетерпения, в то время как грузный лифт медленно тащился на восьмой, последний этаж, то и дело останавливаясь, чтобы забрать или высадить пассажиров. Наконец женщина вышла и поспешно зашагала по длинному, затейливо петляющему коридору, рассматривая цифры на дверях. Номер, который занимала Катя, находился на отшибе, в полутемном закутке. Постучав, художница услышала в ответ раздраженный крик: «Я сплю!»

Она нажала ручку, и дверь приоткрылась. Рассеянная подруга часто забывала о таких мелочах, как ключи и замки. Александра беспрепятственно прошла в комнату и остановилась перед диваном, на котором ничком лежала Катя. Ее плечи сотрясались, растрепанная голова, уткнутая в подушку, крутилась из стороны в сторону, словно женщина пыталась проделать в наволочке дыру.

– Почему ты не заперлась? – спросила Александра.

Катя подскочила, уронив подушку на пол, и уставилась на подругу покрасневшими, опухшими глазами. Спустя мгновение, сообразив, кто находится перед ней, Катя вновь разрыдалась, на этот раз схватив гостью за обе руки и притягивая к себе:

– Он бросил меня! Этот негодяй меня бросил!

– Ну что ты. – Потрясенная, Александра присела на диван, сжимая дрожащие пальцы подруги. – Как такое возможно? Вы опять поссорились, только и всего?

– На этот раз все кончено! – хрипло выкрикнула Катя, тряся упавшими на глаза волосами. – После того, что было сказано, я его не прощу! Никогда! Никогда!

– Что же он тебе наговорил, этот молодящийся идиот? – Александра, никогда не скрывавшая своей неприязни к признанному любимцу женщин, десять лет морочившему голову ее подруге, больше не сдерживалась. – Наверное, опять устроил истерику, ни на что другое он не способен!

Ответом были судорожные рыдания, уже без слез. Катя тряслась, захлебываясь икотой, ее искаженное багровое лицо стало почти неузнаваемо, так изменилась за считанные часы эта холеная, красивая женщина. Александра сбегала в ванную, смочила под краном полотенце. Почти насильно влила в рот подруге полстакана воды. Та поперхнулась, и вода струйками потекла на ночную рубашку, которая до сих пор оставалась единственным предметом одежды на обитательнице номера. Александра сделала из этого вывод, что ссора произошла рано утром, а то и ночью.

Катя подтвердила ее догадку. Подняв с пола и прижав к груди мокрую от слез подушку, она торопливо заговорила, будто боясь, что собеседница покинет ее, не дослушав:

– Мы приехали поздно вечером, вчера, ну ты знаешь. Я еле его уломала, он стал такой невозможный. Всего боится, только и твердит о том, что люди подумают. Десять лет, да что там – всю жизнь он изменял своей ненаглядной Дездемоне, или Офелии, или кого еще она там из себя изображала! И никаких угрызений совести! Но стоило ей помереть, как он будто с цепи сорвался. Глаза на мокром месте, бесконечное нытье, то себя во всем обвиняет, то ко мне цепляется. Я терпела… Думала, пусть сдуется этот пузырь, не очень-то мне верилось в его неутешное горе! – Женщина убрала волосы со лба, всхлипывая и глотая последние слезы. – Я все взяла на себя, чтобы его не беспокоить в такую минуту. Сама звонила в санаторий, сама заказала два отдельных номера, сама со следователем по телефону объяснялась, чтобы он не подумал, будто мы сбежали. Он, кстати, был не против. Я сказала, что у Кости с сердцем плохо, а он ответил, что они не звери, пусть лечится, только за пределы области не уезжает…

«Да звонила ли ты следователю? – усомнилась Александра, внимательно разглядывая лицо подруги. – Насколько я тебя знаю, ты не затрудняешься формальностями. Может, и контрабандой уехала!»