Она подошла к иллюминатору. Наступило утро, было уже светло. Куда хватало глаз, простиралась снежная равнина. Вдалеке бежал огромный белый зверь.

— Звери счастливы, у них нет психологических проблем, и только простые потребности, — сказал Данила.

— Это ты где-то прочитал? — слегка улыбнулась Соня. — Зато они не знают и счастья, у них только животные радости, как, впрочем, и у некоторых примитивно устроенных людей. Не буди меня больше, даже если увидишь снежного человека.

Соня очень ослабела и действительно снова быстро уснула. Айсберг так и не протаранил Летучий Голландец, парусник простоял двенадцать часов в Арктических льдах, где весь экипаж очень страдал от страшного холода. Затем корабль незаметно для его обитателей переместился в Индийский океан.

Капитану становилось все хуже на душе.

И однажды, когда он был готов вновь послать проклятие небесам, Филиппу вспомнилось видение, бывшее много лет назад. Он почему-то точно знал, что это был не сон.

Людвиг Ван Стратен решительно встал из-за стола.

Высокий, плотный, широкоплечий, с широким, чуть-чуть скуластым лицом, типичный голландец, аккуратный, собранный, сдержанный в движениях и словах. Он был одет в дорожные штаны, потертые ботфорты и в видавшую виды куртку.

— Хорошо, мама. Ну, мне пора, — сказал он.

— Оставайся с Богом.

Его мать, полная волевая женщина, одетая в широкое платье, сидела напротив и смотрела на него полными слез глазами.

— Подумай еще, сынок, — страдальческим голосом произнесла она и смахнула с глаз прядь светлых волос. — Ты же знаешь, у дяди Дейка хорошее место на верфи. Он обещал взять тебя учеником плотника. Сейчас на заказы у него отбоя нет. Ты будешь зарабатывать хорошие деньги и станешь уважаемым человеком. Зачем тебе нужно уходить в плаванье? На тесном, вонючем корабле ты будешь все время на волосок от гибели.

Ее лицо, хранящее следы былой красоты, исказилось гримасой боли.

— Я все отдала тебе. Когда твой отец не вернулся из плаванья, я не вышла больше замуж, потому что ты был трудным ребенком. Ты часто плакал, у тебя были приступы беспричинного страха. Я боялась, что новый отчим возненавидит тебя. Мой брат и родители, пока были живы, помогали мне. Было трудно. Я растила тебя, старалась, чтобы ты не имел ни в чем недостатка.

— Нет, — сказал Людвиг. На его молодом красивом лице появилось упрямое выражение. — Я люблю тебя, мама, но я с детства мечтал стать моряком. Я не вижу себя другим. Вдруг я буду всю жизнь несчастен. Только море мой огонь.

— Сынок, ведь кроме мореплаванья есть еще много разных ремесел.

— Я уже выбрал свой путь.

Он поднял мешок с вещами и взвалил на плечи.

— Благослови меня, мама.

— Ты упрям, как твой отец. Он также не захотел послушаться меня и ушел, я предчувствовала, что это закончиться несчастьем, а ты уже был у меня под сердцем. Мой милый Филипп ушел и не вернулся.

— Я вернусь, мама, — сказал Людвиг.

— В добрый путь. Будь, по-твоему, сынок, — произнесла мать, опустив глаза.

Она подошла к нему и благословила. Погладила по голове и отвернулась. Воспользовавшись этим, Людвиг торопливо смахнул слезу, быстро развернулся и открыл дверь. Когда он дошел до калитки, дверь опять заскрипела.

Если бы он не был единственным ребенком, не рос без отца и не был так привязан к матери, которая защищала его, когда Людвига терзали внезапные приступы страха, он бы, наверное, не обернулся. Но он повернулся к калитке прежде, чем уйти. Мать стояла на пороге. Она ничего не говорила. Но в ее глазах была такая страшная тоска.

Как ни был Людвиг тверд и упрям, но его сердце, привязанное к матери, не выдержало. Он швырнул свой мешок на землю, подошел к маме, поцеловал ее и сказал: «Пойду, скажу Карлу, что я отказываюсь от места матроса, пусть он бежит и просит капитана взять его вместо меня. То-то Карл будет рад». Мать крепко-крепко прижала его к груди, как драгоценность, которую могла вот-вот потерять, погладила по голове и сквозь слезы сказала: «Беги сынок».

На следующий день Людвиг пошел к своему дяде на верфь, попросил его взять к себе учеником плотника и проработал там всю жизнь. До самой смерти Людвиг строил корабли.

А почти через полвека после этого произошло знаменательное событие. Чистое, ухоженное протестантское кладбище на окраине самого крупного портового города Голландии. Летний день клонился к закату. Там завершались похороны уважаемого гражданина города, господина Людвига Ван Стратена, прожившего долгую жизнь. Он умер шестидесяти пяти лет, и на его похоронах собралось очень много народу.

Капитан погрузился в воспоминания, ему казалось, что он смотрит на происходившее глазами собравшихся. Там были родственники, знакомые, соседи, родня жены и невестки и даже представители Ост-Индской компании, и бургомистр города. Это неудивительно, ведь господин Людвиг Ван Стратен всю жизнь проработал на корабельной верфи, принадлежащей Ост-Индской компании, причем более тридцати лет был ее управляющим. Он прекрасно знал свое дело, имел незаурядный организаторский талант и был человеком волевым, с твердым характером. Во многом благодаря его усилиям, умению подобрать нужных людей, спланировать ход работ, дела на верфи шли очень даже хорошо. Компания щедро платила ему жалование. К тому же Людвиг был крупным домовладельцем. Он владел многими домами в городе, которые сдавал внаем, и содержал несколько трактиров. Конечно, Ван Стратен не сам занимался этим делом, у него были управляющие. Покойный успел нажить немаленькое состояние.

Но вот теперь жизнь его закончилась. Пастор уже совершил все необходимые обряды. Вся семья Людвига была набожной и немало жертвовала на церковь. И вот, наконец, все речи были сказаны и в свежевырытую могилу собрались опустить дубовый гроб. Вдова господина Ван Стратена, престарелая, полноватая Беатриса, держалась с достоинством, не рыдала, не заламывала руки, а только утирала белоснежным платком непритворные, текущие ручьем слезы. Она готовилась бросить первый ком земли. Все стояли чинно и хранили почтительное молчание.

На похоронах присутствовал также уважаемый брат жены покойного господин Франс, невестка усопшего Марта, но не было единственного сына Людвига, Вильяма. Последний уехал со своими детьми в далекую Россию служить русскому царю, строить для него корабли. Разумеется, его консервативный отец был категорически против этого шага — ехать в какую-то полудикую страну, где другая вера. Но Вильям, молодой инженер, переполненный идеями о новшествах кораблестроения, решил, что только в Перербурге, где заново строится флот огромной империи, он может полностью применить и раскрыть свои таланты. Надо сказать, что сын Людвига преуспел, его оценили, к нему благоволил сам царь, и к тому времени он уже был не Ван Стратен, а граф Стратен. А жена Вильяма просто приехала навестить своих родственников в Голландии и неожиданно попала на похороны свекра.

В тот момент, когда бренное тело Людвига Ван Стратена должно было скрыться в последнем пристанище под слоем земли, в толпе внезапно возникло какое-то движение. Благопристойная тишина нарушилась, послышались недовольные возгласы. Расталкивая всех, неожиданно к могиле приблизился неизвестный мужчина. Он был высокого роста, плотный, широкоплечий. Незнакомец был одет в коричневые ботфорты с отворотом ниже колен, такого же цвета панталоны, у него была белоснежная рубашка, серый камзол и шляпа с загнутыми полями. На поясе висел пистолет в кожаной кобуре и кортик в ножнах. Неизвестный растолкал всех и встал на краю могилы, развернув широкие плечи и глядя прямо перед собой. У него было мужественное лицо, испещренное ранними морщинами, с правильными чертами, упрямый, резко очерченный подбородок. Кожа загорелая и обветренная, как у человека все время находящегося на свежем воздухе. Он посмотрел вокруг себя невидящим взглядом, уставился на гроб. Но вдруг глаза его загорелись, пронзительно, как два луча стали шарить вокруг.