– Ты знаешь, кто там?

– Нет, – шепотом ответила она.

– Так или иначе, – заключил пророк, – они прибудут слишком поздно. Ты думаешь, что стоишь на коленях перед человеком, но ты склоняешься перед зарей. Мы есть свет, что движется по поверхности вод, по тьме Подморья.

– Подморья? – шепнула Кирстен, однако пророк уже не слушал. На его лице отразилась полная безмятежность, и он смотрел на Кирстен – нет, сквозь нее – с улыбкой на губах.

– Мы жаждем лишь отправиться домой, – продолжила Кирстен. Это была строка из первого выпуска «Станции Одиннадцать». Столкновение между доктором и его противником из Подморья. – Мы мечтаем о солнечном свете, мечтаем жить на Земле.

Пророк застыл с нечитаемым выражением лица. Узнал текст?..

– Мы так долго были потеряны, – процитировала Кирстен ту же сцену и глянула на мальчика. Он пялился на пистолет в собственных руках и кивал, словно сам себе. – Мы жаждем вернуться в мир, где были рождены.

– Но уже слишком поздно, – произнес пророк и, глубоко вдохнув, стиснул ружье.

Выстрел оказался настолько громким, что звук словно ударил Кирстен в грудь, рядом с сердцем. Однако она не умерла. Она прижала пальцы к вискам и в воцарившейся гробовой тишине смотрела, как пророк рухнул на землю. Мальчик выстрелил ему в голову. Двое других мужчин на мгновение оцепенели. В воздухе тут же просвистела стрела Августа, и арбалетчик согнулся, давясь кровью. Мужчина с ружьем начал беспорядочно палить по деревьям, а когда курок щелкнул вхолостую, полез в карман, ругнувшись, и вторая стрела пронзила его лоб. На дороге остались только Кирстен и мальчик.

Безумными глазами он глядел на пророка и лужу крови под ним, беззвучно шевеля губами. А потом поднес пистолет ко рту.

– Стой, – взмолилась Кирстен, – не надо, пожалуйста…

Мальчик обхватил дуло губами и выстрелил.

Кирстен стояла на коленях, глядя на тела, а потом легла на спину и уставилась в небо. Вверху кружили птицы. Кирстен не могла поверить, что осталась жива. Повернувшись, она заглянула в мертвые голубые глаза пророка. В ушах звенело. Дорога уже дрожала от бьющих по ней копыт. Август прокричал имя Кирстен, и она, подняв голову, увидела, как из-за поворота выехали разведчики «Симфонии», Виола и Джексон. Их оружие и бинокль на шее Виолы блестели в лучах солнца.

– Заберешь? – спросил Август чуть позже.

Пока Джексон помогал Саиду выбраться из леса, а Виола с Августом обыскивали сумки врагов, Кирстен сидела рядом с телом пророка, не сводя с него глаз.

– Нашел в сумке пророка.

Экземпляр Нового Завета, весь заклеенный скотчем. Кирстен открыла его наугад. Текст было не разобрать из-за массы пометок, восклицательных знаков и подчеркиваний. Из книги вдруг выпал листок. Вырванная страница из первого выпуска «Станции Одиннадцать». И на ней единственное изображение – доктор Одиннадцать стоит на коленях над безжизненным телом капитана Лонагана, своего учителя и друга. Они находятся в помещении, которое доктор иногда использовал в качестве места для встреч, со стеклянной стеной, откуда открывается вид на город, мосты, острова и лодки. Убитый горем доктор Одиннадцать прижимает ладонь ко рту. Рядом – их соратник, над его головой висит облачко с текстом: «Вы были его правой рукой, доктор. Командовать теперь должны вы».

Кто ты такой? Как получил эту страницу? Кирстен опустилась на колени рядом с лужей крови, но пророк был очередным трупом на дороге, не способным дать ответ и рассказать очередную невероятную историю, как он вышел из одного мира и оказался в другом.

Август присел рядом.

– «Симфония» всего в нескольких часах пути, – мягко проговорил он. – Виола и Джексон вернутся к ним, а мы втроем пойдем к аэропорту. Здесь близко.

Я всю жизнь бродил по этому грязному миру. После ухода из Торонто, после первого забытого года брата терзали кошмары. «Дорога», – всегда отвечал он, когда Кирстен его будила и спрашивала, что ему приснилось. «Надеюсь, ты никогда ее не вспомнишь», – повторял он.

Пророк был примерно ее возраста. Кем он стал, уже не имело значения, но однажды он тоже был потерянным на дороге ребенком и, возможно, имел несчастье ничего не забыть. Кирстен провела по лицу пророка ладонью, закрывая ему глаза, и вложила в его руку сложенный листок из «Станции Одиннадцать».

51

Саид, Август и Кирстен ушли от лежащих на дороге тел и продолжили медленно шагать в сторону аэропорта. Собака пророка последовала за ними, держась на расстоянии. Когда они устроили небольшой привал, чтобы перевести дух, пес уселся неподалеку.

– Лули, – позвала Кирстен. – Лули?

Она бросила ему кусок сушеной оленины, и пес поймал его в полете, а потом подошел и дал почесать ему голову. Кирстен пробежала пальцами по густой шерсти.

Затем они вновь выдвинулись в путь, и Лули уже держался рядом с Кирстен.

Через полмили дорога свернула к кромке леса, и показалось массивное здание терминала: двухэтажный монолит из бетона и стекла, поблескивающий над океаном парковки. Кирстен понимала, что за ними уже наверняка наблюдают, однако не улавливала вокруг ни движения. Пес вдруг заскулил и задрал нос.

– Чуешь запах? – спросил Саид.

– Оленя жарят, – отозвался Август. Дорога впереди разделилась: к зоне прилета, к зоне вылета и к парковке. – Куда пойдем?

– Давайте притворимся, что можем свалить с этого континента. – Саид в последний раз был в аэропорту за два месяца до катастрофы, когда вернулся домой из Берлина, где навещал родственников, и приземлился в Чикаго, в аэропорту О’Хара. – Пойдем к вылету.

Они подошли к двухэтажному павильону с вращающимися дверями из стекла и металла. Рядом поблескивал городской автобус. Когда путники оказались в ста ярдах от входа, раздались три коротких свистка, и из-за автобуса вышли часовые, мужчина и женщина, с опущенными арбалетами.

– Просим прощения за оружие, – добродушно произнес мужчина, – таковы меры предосторожности, поэтому… – Он осекся, сбитый с толку.

Арбалет его напарницы грохнулся на асфальт, а она сама уже бежала к новоприбывшим, смеясь и выкрикивая их имена, пытаясь обнять всех троих одновременно.

В тот год в аэропорту Северн-Сити проживало триста двадцать человек – больше, чем Кирстен когда-либо встречалось. Август повел Саида в местный лазарет, а еще не пришедшая в себя Кирстен прилегла в палатке Чарли.

К началу второго года обитатели аэропорта устали любоваться друг на друга, пусть и не хотели ночевать слишком уж раздельно. Поэтому они соорудили вдоль зала «В» два ряда палаток размером примерно двенадцать на двенадцать футов. Забрав из местных кабинетов степлеры, люди прикрепили к рамам, сколоченным из веток, простыни. Да, шли споры, как лучше использовать гору простыней, раздобытых в гостиницах, но уж очень всем хотелось немного личного пространства. В палатке Чарли и Джереми стояли кровать, две пластиковые корзины для одежды и для детских пеленок, музыкальные инструменты. Сквозь ткань проникал мутный свет. Лули тоже втиснулся в палатку и лег рядом с Кирстен.