Вспомнив урок Софи, я мгновенно зацепился за кодо Ребекки, проникшее в мои мозги, потом смешал его со своим и вернул ей обратно.

С ответом:

– Пошла на хрен, Бекки. У меня нет хозяина. А ты выбрала свою сторону.

Наступила тишина, голос Ребекки исчез, как и её вмешательство в мою голову. Боль в висках утихла. Я помассировал их пальцами, снова прикрыв глаза и задумался. О каком Хозяине говорила Ребекка? Кто он? Кто-то из Рингов? Фердинанд, что приезжал на опознание тела якобы убитого Теодора Ринга, своего племянника? Или сам Херефорд... Нет, он ведь не человек. А в своих туманных воспоминаниях я видел, что перстень был надет на человеческую руку...

И Архитектор.

Если он действительно существует, то должен знать о Пяти Печатях больше всех остальных в Ронстаде. И нужно вынудить его выйти на связь напрямую со мной, а лучше – встретиться. Возможно, это удастся сделать после выполнения задания в пятницу.

Отпустив наконец виски, я открыл глаза и чуть не ослеп к чёртовой матери…

Пришлось зажмуриться, заслонив ладонью пол-лица.

В камере появился свет. Приглушённый и, видимо, уличный. Он лился с потолка сквозь открывшийся зарешеченный люк. Но мои глаза, уже успевшие привыкнуть к кромешной темноте, даже от такого слабого света резануло болью.

Запирающий механизм двери заскрежетал.

— Мистер Ринг, — услышал я холодный голос Бернарда. — Ужин.

Еле привыкнув к свету, я открыл глаза и убрал руку от лица.

Дверь уже была заперта. Зато рядом со мной на нарах стояла деревянная миска с серой склизкой субстанцией, которую в столовой обычно именовали овсяной кашей. В неё была воткнута деревянная ложка.

А есть действительно хотелось. Даже очень.

Но один вид паршивого месива из варёного зерна порождал во мне тошноту.

– Бернард! — рявкнул я в сторону запертой двери. -- Лучше директора этой дрянью угости!

Ответа, конечно, не последовало.

Через полчаса мне пришлось затолкать в себя всю порцию каши. На вкус это месиво было ещё хуже, чем на вид, но желудок уже изнемогал от голода. Понятное дело: есть мне в последнее время приходилось редко и урывками – всё как-то не до еды было… да и не до учёбы.

Люк на потолке закрылся примерно через час-полтора, хотя сложно было определить точно. Чем дольше я находился в камере, тем аморфнее и пластичнее становилось для меня время. Порой я был уверен, что миновало уже несколько часов, но потом вдруг возникало ощущение, что прошла минута, не больше.

Или слишком затянулись секунды.

Я то вставал, чтобы размять затёкшие мышцы, то снова прикладывался на нары, ворочался с боку на бок, дремал, бодрствовал, думал и не думал, мысленно строил планы и тут же их рушил, опять дремал, опять просыпался, опять думал…

А темнота и тишина становились всё плотнее, камера – теснее, воздух – жарче. Я вытирал испарину со лба и опять начинал по новой: засыпал, просыпался, вставал, садился, разминал шею и плечи, ложился и снова засыпал…

Через какое-то время лязгнул замок, и открылся люк наверху.

На этот раз по глазам резанул яркий солнечный свет, и я среагировал точно так же, как и в прошлый раз, – зажмурился от боли.

– Мистер Ринг, перекусите.

И опять я не успел увидеть Бернарда. Но вместо грязной миски из-под каши на её месте стояла уже другая миска, с кашей.

С точно такой же кашей, чёрт возьми.

Возникло желание швырнуть месиво в дверь, но камера была уж слишком тесной, и не хотелось бы потом сидеть тут с вонючей кляксой на двери. Да и ненасытный желудок просил еды, хоть какой-нибудь еды, даже такой идиотской.

Время шло.

Периодически открывался люк наверху, лязгал замок, миски с кашей сменяли друг друга, как и короткие сухие реплики Бернарда: «Мистер Ринг, поешьте», «Мистер Ринг, еда», «Мистер Ринг, перекусите», «Мистер Ринг, вот и ваша порция».

Я начинал ощущать себя псиной в вольере.

И когда уже был готов разнести эту хренову каморку к чертям, применив кинетический эрг и вложив в него максимум своего кодо, – опять раздался лязг замка, но открытия люка почему-то не последовало, как и смены мисок с очередной дозой каши.

Дверь медленно приоткрылась, и в тусклом свете проёма появился Дарт Орриван.

***

– Паршиво выглядишь, узник, – прошептал он.

Я вскочил с нар.

Дарт держал в руке блюдо с чем-то… чем-то прекрасно пахнущим… жареным и мясным…

Человек разумный первым делом поинтересовался бы у Дарта, как тот умудрился достать ключи от карцера, но я молча уставился на блюдо, как подыхающий от голода лев.

– Пожрать тебе принёс, – добавил Дарт, оглядев меня с ног до головы и усмехнувшись моей реакции. – Ты тут, наверно, подыхаешь, а? Думаю, от говяжьего стейка не откажешься? Он, правда, холодный. Ещё с обеда остался.

Дарт протянул мне блюдо, и я с готовностью его забрал. На блюде лежали нож, вилка и салфетки, но я всё это проигнорировал, взял стейк рукой и впился в него зубами, откусив приличный кусок.

Господи…

Вкуснее я никогда ничего не ел.

– Ну и как ты достал ключ? – с набитым ртом спросил я (вот теперь можно было поинтересоваться и другими вещами).

Дарт с ухмылкой наблюдал, с какой скоростью я поглощаю стейк, и не спешил отвечать.

– Осторожней, Рэй, – наконец сказал он. – Надеюсь, твой желудок сможет переварить такой кусок мяса после трёх суток голодовки?

До меня не сразу дошло, что он сказал.

Осознал весь ужас его слов я только когда дожевал стейк, вытер о брюки пальцы, измазанные в жиру, и отдал блюдо обратно, с нетронутыми столовыми приборами и салфетками.

– Повтори, – выдавил я, смерив Дарта взглядом.

– Твой желудок…

– Трое суток? – перебил я его. – Ты сказал: трое суток?

Дарт скривился и кивнул.

– Тебе ещё нельзя выходить, Рэй. Ли не давала такого распоряжения. И вообще, она с утра куда-то уехала, ещё не вернулась даже. А в обед, в столовой, я обнаружил у себя в кармане пиджака ключ. Сразу понял, что он от карцера. Поэтому даже есть свой стейк не стал, тебе оставил. Догадывался, что тебя тут не кормят ни черта. А ключ мне, видимо, Бернард подсунул, как только Ли уехала. Она пару раз говорила, что в четверг утром тебя выпустит, чтобы ты успел себя в порядок привести перед церемонией у Питера Соло.

– А когда четверг? – уточнил я. Никак не мог сориентироваться в днях.

– Завтра, – ответил Дарт сдавленным голосом.

– Это хреново… – Я потеснил его плечом, вышел из камеры и направился вниз по ступеням винтовой лестницы.