Мокрые трусы Паскевича я скатала в плотный ком и засунула как кляп ему в рот. Вот, облизывай собственные испражнения, подонок. Времени у меня было крайне мало: стоит выйти за дверь, как Паскевич поднимет шум, прибежит Сами или проснутся служанки и тогда мне несдобровать. Я схватила Хелену, перебросила через плечо, выбежала в коридор, подперев дверь снаружи стулом и подвернувшимся под руку журнальным столиком. Хелена была совсем легкой, мне было нетрудно нести ее. Я побежала на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки, ворвалась в похожую на бордель комнату и, осторожно положив Хелену на кровать, принялась стаскивать с себя мерзкую одежду. У меня не было времени разбираться со сложной рубашкой из веревок, поэтому я натянула свою фуфайку поверх нее, повесила на плечо кобуру с пистолетом, натянула куртку. Затем снова водрузила Хелену на плечо и вышла. Когда я открыла входную дверь, на крыше вспыхнул прожектор, ярко осветив двор. Теперь-то уж Сами наверняка проснется. Я пустилась бегом; едва я миновала освещенный участок и скрылась в темноте леса, как Хелена немного пришла в себя, и ее стало тошнить. Я опустила ее и поддержала, пока ее рвало.

— Хилья, это ты? Где я?

— Не волнуйся, ты в безопасности.

— А как мы сюда попали?

— Уже неважно. Пойдем, машина ждет.

Я тащила Хелену сквозь дождь и ветер к машине. Ей было плохо, ее все время тошнило, но это было уже неважно. Я завела мотор, и мы поехали по залитой водой узкой проселочной дороге. Людей не было, встречных машин тоже. Только дождь, ветер и темнота. Мир вокруг словно умер.

Хелена наконец задремала, сидя около меня. Я проверила, застегнут ли у нее ремень безопасности. Мысли разбегались, хоть я честно старалась сосредоточиться на вождении. А главное, я стремилась отогнать мысль, сверлившую подсознание.

Давид Сталь — двойной агент. Он работает на нефтяного олигарха Бориса Васильева. Давид Сталь — подонок.

Когда мы подъехали к дому, было еще темно. Почтальон уже принес газету, все полосы были посвящены выборам. Оставшуюся часть дороги Хелена проспала и сейчас, с моей помощью, сама выбралась из машины и вошла в дом. Но тут силы снова ее оставили, и она опустилась на пол в прихожей. Я помогла ей подняться, проводила в ванную комнату, раздела и поставила под душ. Всю ее одежду я тут же запихнула в стиральную машину. Хелена, как маленькая, стояла под душем и послушно делала все, что я говорила.

— Голову будем мыть?

— Давай. Послушай, а где мы все-таки были?

— В Бромарве, в гостях у Паскевича. Там у него коттедж. Тебя похитил и привез туда его помощник Юрий Транков. Сейчас ты пойдешь спать. А я позвоню в парламент и сообщу, что ты не придешь на работу. У вас есть сегодня какое-нибудь совещание? Утром или вечером?

— Не помню. Не знаешь, куда делся мой коммуникатор? Там мое расписание.

Скорее всего, Транков выкинул его в канаву или в море. Невыносимо хотелось спать, но голова еще работала. Я помогла Хелене выйти из душа, вытерла, одела в чистую пижаму и даже немного причесала. Только утром она будет в состоянии рассказать, что ей известно про Бориса Васильева и Уско Сюрьянена. Почему Васильеву так сильно нужен мыс Хиденниеми? А еще я выяснила, что констебль Лайтио угрожал Паскевичу, но все же тот не осмелился рассказать ему про Васильева. Зато я сделаю это безо всяких проблем.

Я включила компьютер и записала все, что установила за последние сутки. Узкая, застеленная скромным коричневым покрывалом кровать Рейски нестерпимо манила меня. Сделав над собой последнее усилие, я проверила сигнализацию в доме и наконец отправилась спать.

В середине дня меня разбудил телефонный звонок: секретарь парламентской группы интересовалась здоровьем Хелены. Я ответила, что она до сих пор плохо себя чувствует. Секретарь с усмешкой заметила, что сегодня многие себя плохо чувствуют — слишком активно отмечали победу на выборах.

Я внимательно просмотрела газету, пытаясь найти хоть какую-нибудь информацию об автомобильной аварии в Карье. Как дела у Сариты? Из-за непогоды случилось много происшествий на дорогах, поэтому я нашла лишь несколько строчек об интересующем меня событии: молодая женщина серьезно пострадала и в настоящее время находится в больнице, однако жизнь ее вне опасности. Я подумала, что надо бы послать Сарите цветы — она здорово облегчила мне операцию по освобождению Хелены.

Не торопясь я поджарила яичницу и сварила кофе. Хелена, когда проснется, наверняка захочет есть. Осторожно заглянула в ее комнату: Хелена по-прежнему сладко спала. Волосы ее высохли и легким нимбом окружали бледное лицо. Под грудой одеял она казалась крошечной. Пожалуй, Паскевич больше не будет ее тревожить. Чего не скажешь про Васильева. Эта женщина явно ввязалась в неравный бой. Я вспомнила Марину Михайлову — та была еще более тонкой и хрупкой, даже по сравнению с Хеленой. Мне захотелось защитить их обеих. Вдруг я сообразила, что совершенно зря привезла Хелену домой. Ведь Паскевич считал, что Лехмусвуо забрали бандиты Васильева, и, увидев ее целой и невредимой в сопровождении женщины-телохранителя, поймет, что его провели. Может, попытаться организовать Хелене больничный? В парламенте наверняка есть врач, но кто может гарантировать его молчание, если посвятить его во все детали? Лично я всегда старалась до последнего избегать докторов.

Позавтракала в одиночестве. В районе часа дня снова заглянула к Хелене: теперь та уже не спала, под глазами ее темнели огромные синяки, словно от удара по лицу. Я тихо подошла к окну и закрыла жалюзи. Дождь почти перестал, небо немного просветлело.

— Как ты себя чувствуешь?

— Голова болит. Расскажи мне, что произошло. Что со мной сделали? Меня не… изнасиловали? — с ужасом взглянула на меня Хелена.

Я прекрасно понимала ее состояние, вспомнив, как мучительно сама пыталась сообразить, что случилось, когда открыла глаза в гостиничном номере в Москве на следующее утро после смерти Аниты.

— Нет, вряд ли. Я нашла тебя одетой. Когда я помогала тебе принять душ, тоже не увидела синяков или царапин. А что, тебе кажется, с тобой что-то делали?

— Нет. — Хелена осторожно села в кровати и пожаловалась: — Голова кружится.

— Тошнит? Давай провожу в туалет.

— Нет, спасибо, не надо. Просто сильно кружится голова и хочется пить.

— На тумбочке стакан с водой, завтрак готов. Только избегай резких движений.

Хелена медленно поднялась. Я подала ей тапочки и халат и проводила вниз по ступенькам, готовая в случае необходимости сразу подхватить. На завтрак я приготовила свежевыжатый апельсиновый сок и яичницу.

— Ты можешь вспомнить хоть что-нибудь из того, что с тобой произошло? — спросила я, когда после второй чашки кофе у нее слегка порозовели щеки.

— Какие-то обрывки. Я приехала домой переодеться. Посмотрела на часы и поняла, что у меня есть немного свободного времени, обрадовалась. Я так устала за последнее время, что решила не торопиться, немного отдохнуть и привести себя в порядок. Когда я наконец вышла, лил сильный дождь и был ветер. Я открыла зонтик, чтобы прикрыть лицо, поэтому не очень хорошо видела. Вдруг передо мной резко затормозила машина, оттуда выскочил какой-то мужчина, схватил меня, затолкал внутрь и тут же сделал мне какой-то укол. Кажется, мы ехали довольно долго, и помню, что в машине было сильно накурено. Затем он вытащил меня и поволок к ярко освещенному дому. Там мы с тобой и встретились. Но я понятия не имею, что со мной происходило внутри этого дома.