Я фыркнула, понимая и принимая вместе со светлой половиной темную часть его души:

— Ты не поверишь, Кэм, но я тоже. Я тоже…

Его взгляд стал осторожным, скорее даже напряженным. Он уткнулся головой мне в живот и долго молчал, обхватив меня руками и шумно дыша.

Когда мне надоела эта поза, я, склонившись, вдохнула приятный аромат его чистого тела с легким оттенком любимого геля для душа. Терпкий запах красного граната дразнил ноздри и вызывал ностальгию по тем временам, когда Кэм был агентом спецслужб. Провела по вздрагивающему торсу рукой, наслаждаясь гладким атласом кожи. С низким урчанием процарапала ноготками по плечам, оставляя слабо заметные следы длинных борозд. Мягко впилась ему в шею сзади и затылок. Кэм застонал, и нас повело.

Началось форменное безумие. С низким рыком Кэмерон вскочил, перехватывая меня на руки, и уже через секунду прижал к стене. У любимого были глаза дикого зверя, дорвавшегося до своей самки: попробуй остановить — разорвет на тысячу частей.

Он вжимался в меня, целуя ненасытно и жадно, своим ртом он буквально пил мое дыхание, но меня словно не видел. Глаза Маноло стали темными и пугающими.

Нежную кожу моего лица беспокоила его суточная щетина, когда он понял это, то решительно отстранился, прикасаясь ко мне лишь губами и языком. От этой чуткости, от странной серьезности его диковатого взгляда внутри что-то заныло. Душу пронизала ноющая боль: опять у нас секс молча. Заклинило его на этом страшном молчании, что ли?!

Но тут…

— Надеюсь, ты хочешь детей, родная, — пытливо посмотрел мне в глаза Кэмерон. — Потому что я больше не хочу никаких преград между нами.

— Я хочу все, что ты можешь мне дать, — вцепилась я в его плечи, раздумывая, что сейчас явно не время сообщать о том, что принимаю таблетки, и торжественно обещая себе перестать пить их с этого дня. — И даже больше…

И Кэмерон снова замолчал.

Молча целовал и гладил. Молча взял мое тело, жестко насаживая на себя. Его безмолвие убивало. С тяжелым сердцем я признала: если сейчас опять спрячу свою боль и его молчание, если позволю ему остаться наедине с жестоким саморазрушением, то все начнется сначала. Не хочу, не желаю видеть молчаливого в страсти, полумертвого внутри Кэмерона. Это не он! Это какое-то его посмертное подобие, привидение раскаявшегося убийцы, призванный некромантом зомби!

Но я была начеку. Враг не пройдет. Скрепя сердце я отстранилась.

— Кэм! — игриво воскликнула я, уходя от безумия в глазах. — Я хочу слышать твои стоны, хочу ими наслаждаться! — И легонько прикусила ему плечо, а следом грудь. — Дай мне почувствовать твою радость.

Он вздрогнул, и безумие в его глазах померкло.

— Когда-то очень давно, когда — не важно… я поклялся себе, Джейн, что буду делать это только по любви. — Кэмерон Маноло стиснул зубы. — Я с тех пор сто раз нарушил ее, свою клятву, но теперь мне кажется, что без тебя я и не жил все это время, поэтому нарушением все темные провалы, куда я падал и которых я почти и не помню, просто не считаются. — Он безо всякого сексуального подтекста дотронулся до моего лица, очерчивая его контур подушечками пальцев. — Без радости, без любви — это не жизнь.

— Кэм. — Я спустилась ниже и, преодолевая его слабое сопротивление, пропутешествовала губами через пупок, опускаясь до линии начала роста волос. — Все прошло, Кэм. Вернись. — Лизнула и подула, зная, что моего партнера от этой ласки всегда выгибает.

А теперь…

Откинув голову назад, Кэм уперся рукой в стену, отяжелевшими от страсти глазами созерцая мои движения. Дыхание его сбилось, стало рваным, отрывистым.

Во-от, совсем другое дело! — движение моего языка сопроводил низкий стон. А потом… потом кто-то очень голодный и очень нервный аккуратно вздернул меня наверх. И теперь уже мой мужчина, входя и выходя, на стоны не скупился, щедро меня ими одаряя.

Я закинула свои ноги ему на талию и прижалась лицом к шее, оставляя впечатляющие засосы. Голова кружилась, словно я выпила лишку, или это давало о себе знать сотрясение?

Мне — нам! — было настолько хорошо, что это заставляло тело дрожать, словно мы оба были отъявленными адреналинщиками. Я приникала к нему, ощущая сильное, жаркое тело рядом, наслаждаясь мерно двигающимися, затвердевшими мускулами. Мой рот блуждал по его шее, груди и плечам, пальцы впивались в спину, наверняка оставляя там кровавые следы.

Сердце кричало: «Мой!» Вся моя суть кричала: «Мой!» А душа в страхе молчала.

— Что с нами творится, Кэм? Что с нами будет? — простонала я, полностью открываясь его напору.

И услышала отрывистые, как его дыхание, слова:

— Я. С. Тобой. Всегда. Тебе этого мало? Ты не рада?

Аккуратно сняв меня с себя, он развернул меня лицом к стене, заставляя упираться руками в стену. Закрыв глаза, словно зверь, который существует, пропуская через себя движения воздуха и запахи, он принялся дразнить мою спину чувственными прикосновениями носа, пальцев, зубов, языка. Боже, как он ласкал!

— Кэм! Кэм! — билась и кричала я, когда, удерживая меня правой рукой за талию, левой он грубовато ласкал мою грудь. Стоя на подгибающихся ногах, я шептала его имя, когда он погружался в меня безумно сладко, безумно глубоко.

Мы бились друг в друге в сумасшедшем ритме, пока я не ощутила начало финала. Чувство было приятным до боли и сильным до слез. Толчки стали сильней, быстрей. Я закричала, мне вторил его громкий крик, и в финале мы соединились.

— Кэм, ты лучший, — через четверть часа, отдышавшись и уже лежа на кровати, смогла я улыбнуться ему. Внизу все сладко ныло. Но мне все равно было невероятно радостно и очень страшно. Радостно — потому что мой Кэм вернулся ко мне, навсегда вернулся. Страшно, потому что для Вечности иногда «навсегда» всего лишь жалких три мгновения. Она жестока и любит обманывать всех, даже Видящих. Даже меня.

Ну и черт с ней! Этой ночью хочу о ней забыть!

И я повернулась на бок, наблюдая, как Кэм рассматривает свою так и не опавшую эрекцию. Хихикнув, я позволила себе заметить, лукаво стреляя глазками:

— Черт возьми! Вот что значит подходящий мужчина!

Кэм грозно зарычал, шутливо бодая меня в живот:

— Женщина, ты еще пожалеешь, что связалась со мной, да поздно будет.

Я сделала строгое лицо Мэри Поппинс:

— Ты будешь бросать на пол носки и оставлять грязные трусы на стиральной машине? Есть французский семилетний сыр на кухне? Или заведешь большую овчарку и начнешь гулять по коврам в уличной обуви?

Шериф густо захохотал:

— Еще я буду потихоньку таскать из холодильника пиво, помидоры, майонез, колбасу, сыр и масло. Иногда хлеб, оливки и ветчину. Обещаю брать только это, зато в любых количествах!

Мы смеялись так долго, что после всего упали друг на друга обессиленными и ослабевшими, и все это время из нас в воздух вырывались бесценные искры веселого счастья.