Са-Ра пришлось наклониться к ничтожному, чтобы разобрать его речь. Услышанное так потрясло его, что он с трудом разогнулся.

– Что еще?!

Голос верховного жреца был страшен. Са-Ра молчал, его выпученные глаза едва заметно отсвечивали в храмовом сумраке. Он не смел предъявить своему господину слова, только что поднятые с пола. Понятно, почему никто из младших жрецов не решился явиться перед Аменемхетом с этим сообщением. Удалось заставить только этого полувменяемого, да и то под угрозой сотни палок на его спину. И он приказанное исполнил. Пролепетал, лежа щекой на прохладном камне, что номархи Камос и Яхмос вместе с войском стоят у южных ворот храма и требуют, чтобы верховный жрец впустил их.

– Где же гиксосы? – поинтересовался Аменемхет. На мгновение его тонущее сознание вцепилось в эту щепку.

– Отошли без боя.

– Уже второй раз!

Са-Ра преданно смотрел на господина. Взгляд его говорил – прикажи, и я один выйду против этого войска и разметаю его.

Аменемхет медленно поворачивался вокруг своей оси, словно окидывая мыслью вновь и вновь обновляющуюся картину событий:

– Передай, что я впущу их. Но не с войском, как они хотят, а с ближней лишь охраной. И не прямо сейчас, а после богослужения.

– Сколько оно займет? – спросил Са-Ра.

– Только он, бог таинственный, знает, когда он даст ответ на почтительное вопрошание, что будет к нему обращено.

– Нет, – остановил тронувшегося с места Са-Ра Аменемхет, – скажи, что служба уже идет, и я на коленях пред наосом и вот-вот должен увидеть статую. Они на площади перед воротами?

Лежащий, несмотря на свое слишком уж неловкое положение, закивал:

– Да, на площади, на площади.

– Пусть ждут. Пусть возводят походный шатер и прикажут солдатам искать тень.

– А если они не захотят ждать? – спросил Са-Ра.

– Войти силой они не посмеют. Или тогда ничего уже не имеет значения, и мир рухнул, и нам нет места ни здесь, ни в вечной жизни.

Гигант сделал несколько шагов к выходу, но был снова остановлен:

– Нет, ты к ним не пойдешь. Пошли пророка Нутеру. Воины «Летящих стрел» знают его. А ты доставь мне Мегилу, мне нужен Мегила!

46

Осел, запряженный в повозку с огородной зеленью, задумчиво цокая маленькими копытами, тащился вдоль раскаленной длинной улицы, что шла почти параллельно руслу реки в сторону отлично различимых на фоне белого неба посверкивающих полированными гранями пилонов храма Амона-Ра.

Утверждалось самое разное. Что умер царь Авариса и, одновременно, что он одолел врага иноземного, и оба события должны были каким-то образом иметь одно следствие: снижение ежегодных поборов и выплат в честь нечистого правителя. Говорили, что из ворот одного храма на Слоновьем острове выехал говорящий павиан верхом на львице и что один крестьянин из деревни, что у канала «Больших тамарисков», видел двух лягушек размером с бегемота, но никак не удавалось сойтись во мнении, что бы это могло означать и к чему после такого надо готовиться. Попадались среди слухов и совершенно правдивые известия. Например, многие с уверенностью утверждали, что старший из братьев-правителей Камос избавился от тяжкой власти злого духа. Но они столь же мало подталкивали народные умы к практическим выводам, как и истории про оседланных львиц и гигантских лягух. Единственное, во что фиванцы веровали твердо и однозначно, после того как стало известно, что гиксосы оцепили храм Амона-Ра, это в то, что верховный жрец Аменемхет все равно над этим непонятным и нехорошим положением возвысится силой своего ума и сиянием святости и ничего худого в великом городе не произойдет.

Погонщик задумчивого осла вел себя так, словно эта приглушенная, но всеобщая суета его нисколько не трогает и не затрагивает. Если он видел впереди скопление людей, то сворачивал в боковую, более тихую улицу, если к нему все же обращались с вопросом, делал вид, что он ничего не понимает, такой вот дурак, деревенщина.

Поплутав немного, наткнувшись на один препон, на другой, погонщик остановился меж двумя пальмами и задумался. Потом с неожиданной для крестьянина ловкостью, упираясь ногами в стволы стоящих рядом деревьев, забрался на высоту, позволявшую окинуть взором окрестности, и осмотрелся.

Через небольшое время в один кривой, совершенно глухой проулок вошел все тот же осел, таща все ту же двухколесную повозку, доверху нагруженную слегка привядшей зеленью. Только теперь ее никто не сопровождал. Это выглядело странно, и два лучника, стоявшие в проулке, на эту странность, конечно, обратили внимание. Остановили осла, хмурясь оттого, что не имеют возможности его расспросить, что к чему. Огляделись и не отыскали ни поблизости, ни где-либо никого похожего на хозяина. Тогда у них остался один способ разобраться в этом непонятном факте – осмотреть груз. Этим они и занялись, стали разгребать зелень, разгребать, разгребать. Что-то нашли. Переглянулись. Начали разгребать энергичнее. Наконец одному удалось что-то нащупать.

Воин вскрикнул, отшатнулся, тряся головой. Второй тоже отступил, схватившись за горло и зажмурившись. Несколько мгновений оба находились в полнейшем одурении и не очень различали, что происходит вокруг.

Этого Мегиле вполне хватило, чтобы выскользнуть из-за угла ближайшего дома и двумя ударами одного камня довершить дело помрачения разума этих постовых. Бесчувственные тела были засунуты в просвет между двумя заборами и прикрыты пальмовым мусором. Со стороны не видно.

Повозка и погонщик как ни в чем не бывало проследовали дальше.

Видимо, путь был разведан с верхней точки хорошо, потому что спустя всего лишь полсотню шагов, повернув всего лишь два раза, «царский брат» оказался, по всей видимости, у цели своего опасного путешествия. Это был угол сада, довольно большого в самой непосредственной близости от крайних храмовых построек. Навстречу попалась полусотня копьеносцев с двумя озабоченными офицерами. Вид повозки им, кажется, не понравился, но у них был приказ, и они протопали мимо, успокаивая себя мыслью: раз повозка сюда пропущена сквозь посты, стало быть, так надо.

Двигаясь вдоль стены сада, погонщик добрался со своим ослом до ворот. Осторожно оглянулся – не наблюдает ли за ним кто. Надавил ладонью на створку ворот и с несомненным удивлением обнаружил, что ворота не заперты. Не торопясь, приотворил их. Заглянул внутрь. Снова оглянулся. Распахнул ворота и загнал туда осла вместе с повозкой.

Обежав взглядом службы, прислушавшись и даже принюхавшись, Мегила спокойным, даже разочарованным шагом направился к дому. Ему было совершенно ясно – здесь никого нет. Ни хозяина, ни слуг. Он сбежал, они разбежались. Осмотр подтвердил предчувствие. Это большое, даже по фиванским столичным меркам, богатое жилище было покинуто всеми его обитателями. Но бегство было не паническим. Никаких опрокинутых ваз, перевернутых кресел, рассыпанных фруктов, разлитого пива и потерянной обуви. Обитатели ушли осторожно, стараясь ничего не задеть.