Иудеев уже тогда, в первые столетия Империи, упрекали во враждебности к другим народам и одновременно – в стремлении подчинить себе их жизнь. Римские поэты с удивлением замечали: хотя «оружие Помпея и Тита» покорило Иудею, но с течением времени гордый победитель попал под «иго раба».

Эпоха Константина изменила многое. На сцену общественной жизни Империи выходило христианство. Новый христианский Израиль вытеснял иудаизированный Ханаан из политической и культурной сферы. Полководец, администратор и тем более правитель из иудейской среды становился явлением невозможным. Иудейский прозелитизм затормозился. Общины все более самоизолировались, уходили в «гетто», и это свое положение в новой жизни они избрали вполне осознанно.

Но во всяком случае один канал мощного влияния на общественную жизнь у ячеек Ханаана, разбросанных по всему телу Империи, сохранился. Его обеспечивала сила финансов. Именно финансисты и торговцы остались носителем ханаанского духа в наступившей эпохе расцвета Христианской Империи Константинополя, Нового Рима.

В IV веке христианство занимало в Империи прочные позиции. Но оно еще не победило окончательно. Продолжался тяжелый раскол между православными христианами и еретиками-арианами. В то же время множество римлян, крестившись, продолжали поклоняться «старым добрым» богам языческого пантеона и особенно семейно-родовым божкам. В этих условиях язычество все еще могло взять реванш, и такая попытка была совершена при императоре Юлиане II Отступнике. Он приходился племянником Константину Великому и через много лет после его смерти, в 361 году, занял императорский престол в Константинополе.

Юлиан II получил превосходное образование. Он имел подробное представление о христианстве, даже увлекался богословием, однако свои знания о христианской вере он черпал из поучений видных ариан. С течением времени Юлиан стал испытывать большую тягу к классической древности, погрузился в философию, риторику и поэзию. Будучи еще молодым человеком, он заинтересовался язычеством, и этот интерес привел его к древним мистическим культам. Его водили по языческим святилищам, пугали шарлатанскими «чудесами», поражая воображение пылкой личности, и в итоге философские увлечения Юлиана сделали его горячим приверженцем язычества. Тут нет ничего необычного: философия того времени, особенно неоплатонизм, была прочно связана с восточными языческими практиками, бесконечно далекими от христианства.

Юлиан путешествовал по городам Малой Азии, считавшимся оплотами философской школы неоплатонизма. Здесь на него повлияли ритор-язычник Либаний, философ-неоплатоник Максим, и наконец его учителем сделался некто Эдесий, ученик Ямвлиха, который в свою очередь был учеником философа Порфирия. Этот Порфирий был известным ненавистником христианства, он родился в Тире и был настоящим ханаанейцем. Юлиан стал учиться ханаанской бесовской магии и даже был посвящен в «тайную науку» обрядов по вызыванию духов.

Когда Юлиан сделался императором, главной заботой его стали не государственные дела, а религиозная контрреволюция, то есть возврат язычеству главенствующего положения в государстве. Ученик Блаженного Августина Павел Орозий в связи с этим заметил: «Преследуя христианскую религию скорее хитростью, нежели открытым насилием, он старался побуждать людей больше наградами к тому, чтобы те отвергли Христа и приняли культ идолов, нежели принуждать пытками»[210]. Однако и те меры, которые он предпринял, прямым путем вели к подрыву общественного статуса христианства. Как пишет протоиерей В. Цыпин, Юлиан «христианских клириков… лишил привилегий, предоставленных им ранее святым Константином и Констанцием; языческие в прошлом храмы, переданные христианам и перестроенные в церкви… возвращал язычникам; во многих случаях на христианские общины возлагалась обязанность компенсировать материальные потери, понесенные язычниками в результате изъятия у них храмов… Юлиан не запрещал христианам исповедовать свою религию и не подвергал их репрессиям за саму веру, но убийства христиан, совершавшиеся языческой чернью, оставались безнаказанными, и в этом смысле можно считать, что при нем возобновились гонения на Церковь»[211].

Но этим дело далеко не ограничилось. Юлиан II начал проведение идеологических «чисток», увольняя христиан с ключевых должностей в армии и административном аппарате. При нем священные символы христианства оказались удалены с воинских знамен и монет. Языческие храмы отстраивались в прежнем великолепии. Повсюду классическое языческое образование получало привилегированное положение по сравнению с христианским.

Тормозя христианизацию Империи, государь-отступник искал союзников в нехристианской части населения державы. Особенно крепкое союзничество сложилось у него с иудеями. К этому Юлиана также подталкивала подготовка к большой войне против персов: император нуждался в помощи иудеев, которые населяли граничащие с театром военных действий области и располагали значительными ресурсами. Он отменил законодательные установления предшественников против иудеев как гонителей христиан. Юлиан также публично объявил о своем намерении разрешить иудеям вернуться в Иерусалим, восстановить Храм со всей точностью, камень в камень, и возобновить в нем жертвоприношения.

Строительство, действительно, началось, но было прервано страшным пожаром. В губительном действии огненной стихии христиане узрели руку самого Бога. Вскоре и сам император погиб на войне, а на место его встал государь-христианин.

ЮЛИАН ОТСТУПНИК

(361–363 гг.)

Раннехристианский церковный историк Созомен, рассказывая о смерти Юлиана Отступника, писал, как он, готовясь к войне с персами, «…грозился, что после этой войны худо будет от него Церквям». Далее Созомен сообщает о роковом ранении Юлиана: «Получив удар, он… отчасти понял, откуда было поражение… Говорят, что когда рана была нанесена, он собрал с нее кровь и, как бы смотря на явившегося себе Христа и обвиняя Его в убиении себя, бросил ее на воздух». По словам блаженного Феодорита, Юлиан в этот момент произнес: «Ты победил, Галилеянин!»[212]. Так закончилась последняя попытка реванша, предпринятая языческими силами в Империи.