— Сзади ниже пара «мессеров», — докладывает стрелок-радист.

С набором высоты разворачиваюсь от цели.

— «Мессера» атакуют сзади слева, — сообщает Монзин.

Организованным огнем стрелков первая атака истребителей была отбита. Истребители противника некоторое время преследовали нас, но атаковать не смогли.

Экипаж Шубнякова, выйдя из боевого порядка, начал искать запасную цель. После удара по железнодорожному эшелону на перегоне самолет Шубнякова был атакован истребителями противника.

Шубняков увел самолет от атак в облачность, но при выходе из облаков снова был атакован. Огнем истребителей был убит стрелок-радист младший сержант Заболотный, затем выведен из строя один мотор и подожжен второй. На горящем самолете Шубняков перелетел линию фронта и посадил его на фюзеляжу Верхне-Вишневской.

С осколочными ранениями головы Шубняков вытащил из кабины горящего самолета штурмана Богаева, у которого от деформации фюзеляжа были повреждены ступни ног, а воздушный стрелок Варфоломеев вынес из самолета убитого Заболотного. Самолет полностью сгорел.

Когда на другой день в полк возвратился с места приземления Варфоломеев, я попросил комиссара эскадрильи Калашникова и врача полка Левертова съездить в Верхне-Вишневскую и привезти в полк раненых Шубнякова и Богаева.

Не вернулся в этот день с разведки и экипаж летчика Рудя. Возвратившийся на следующий день в полк штурман Журавлев рассказал о том, что произошло с ними. Экипаж разведал и сфотографировал аэродромы Сталино, Константиновка и Ворошиловград, на которых размещалось более трехсот самолетов противника. Затем добыл ценные данные о передвижении резервов. При возвращении в районе Ворошиловграда самолет был атакован пятью истребителями Ме-109. Отражая атаки, стрелки старший сержант Константинов и сержант Быков сбили один истребитель противника, при этом Константинов был убит, а Быков ранен в голову и в руку. Затем огнем истребителей был выведен из строя левый мотор.

Искусно маневрируя, старший лейтенант Рудь сумел оторваться от атакующих истребителей противника, перелетел линию фронта и благополучно посадил самолет в двух километрах от Глубокой. Не теряя драгоценного времени, штурман, старший сержант Журавлев, немедленно доложил ценные разведданные по телефону начальнику штаба 17-й воздушной армии[131].

Штурман старший сержант Владимир Владимирович Журавлев был выше среднего роста, атлетического сложения. Узкое лицо с голубыми глазами выражало энергию. К выполнению боевых задач Журавлев всегда относился творчески. Враг шаблона, он всегда искал новые тактические приемы. Критически оценивая действия своего и других экипажей, он смело называл допущенные ошибки в бою, для того чтобы не повторять их в последующих вылетах. В боях он трижды был сбит, но каждый раз возвращался в полк и снова летал на боевые задания.

Отличный штурман, с большим боевым опытом, Журавлев никогда не зазнавался. Молодые штурманы и летчики эскадрильи запросто советовались с ним по штурманским и тактическим вопросам. На партийных собраниях он выступал с острой принципиальной критикой действий коммунистов в бою и при подготовке самолетов к боевым вылетам, но на него никто не обижался. Журавлев не чурался трудностей, которые приходилось переносить, и смело брал на себя ответственность за выполнение труднейших боевых заданий по нанесению бомбардировочных ударов и воздушной разведке.

И после войны вся деятельность Журавлева была освещена смелостью, находчивостью и умением идти на рассчитанный риск. Он стал штурманом-испытателем новых вертолетов и участвовал в испытаниях почти всех вертолетов, сконструированных в нашей стране в пятидесятые и шестидесятые годы, за что ему было присвоено высокое звание «Заслуженный штурман-испытатель».

1 февраля нам поставили задачу без прикрытия истребителей бомбардировочным ударом уничтожить войска и боевую технику противника в эшелонах на станции Сентяновка.

Группу полка приказали возглавить Гладкову, а я во главе трех самолетов должен был лететь у него ведомым. Так как погоды не было, все экипажи находились в готовности вылететь на задание по сигналу из дивизии.

По окраине аэродрома иду в землянку летного состава. На летном поле обнаглевшая метель буйствовала вовсю. Белыми вихрями снег несся через взлетно-посадочную полосу. Горизонт в дымке. Даже капониры и самолеты на противоположной стороне скрылись в снежной мгле.

В землянке у самой печки грелись окоченевшие под самолетами техники. Две лютых фронтовых зимы проморозили людям кости и жилы.

— Собачий холод, — говорит техник звена Коровников, протягивая руки к печке.

— Собачий холод переносят только авиаторы, — говорит Рябов.

— По дороге к миру когда-нибудь согреемся, — говорит Коровников.

— Наша дорога к миру покрыта телами наших убитых товарищей и трупами врагов. На ней особенно не согреешься, — вступил в разговор штурман эскадрильи Каменский.

— Тогда, Иван Иванович, грейся воспоминаниями о прошлом, — говорит Рябов.

— Мои воспоминания о прошлом наметают сугроб в душе. От них тепла нет, только неспокойно сердцу.

Запищал зуммер телефона. Гладков взял трубку, выслушал указания и приказал:

— По самолетам! Взлет через пятнадцать минут. Будьте внимательны при выруливании. Не побейте в пурге самолеты друг друга.

— Ну, Черепнов, полетим? — натягивая шлемофон, бодро спросил Рудь.

— Полетим, только к цели, наверное, придется пробиваться чертовски трудно, — ответил Черепнов, застегивая комбинезон.

— Мы с тобой не хуже и не лучше других.

— Я давно привык трезво смотреть на опасность боевых вылетов, и почти не страшно, что однажды придется умереть.

— А мне умирать совсем не хочется. Хотя тоже готов ко всему, но лечу, надеясь на успех, — сказал Рудь.

У самолета продрогший на ветру техник Крысин докладывает о готовности бомбардировщика. Под ударами метели самолет покрылся иголочками синего инея. Застегнув парашют и устроившись в кабине, готовлюсь к запуску моторов. Если у самолета метель угрожающе шипела, то в кабине самолета она свистела, рыдая аккордами созвучий в антенне и крыльях. В вихрях поземки выруливаю и взлетаю за Гладковым.

После взлета видимость улучшилась, но из-за сплошной низкой облачности мы летим по маршруту на малой высоте. Перед целью облачность поднялась, и Гладков вывел группу на высоту девятьсот метров. Впереди черным медальоном на нитке железной дороги показалась станция Сентяновка. На ее путях два эшелона с дымящими паровозами. Заходим на цель. Трассы снарядов малокалиберной зенитной артиллерии прошивают боевой порядок бомбардировщиков.

Штурман открывает бомболюки, и бомбы летят на вражеские эшелоны.

— Разбили тринадцать вагонов и один эшелон подожгли, — докладывает Желонкин.