Малик нагнал меня:

— Ты куда, Женевьева?

— Не твое дело! — бросила я через плечо.

— У нас впереди большая работа. — Малик схватил меня за руку и развернул лицом к себе. — Мы же с тобой договорились!

И он улыбнулся. И я сразу вспомнила, что он мужчина, что он красив, и сердце у меня затрепыхалось, внутри стало жарко, и волшебство едва не прорвалось наружу. Одна улыбка — и я готова броситься ему на шею. Вот зараза! Да у меня пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы перечислить причины, по которым мне, мягко говоря, не стоит с ним связываться. И я даже не могла списать свои чувства на месму. Он ею не пользовался.

Я стряхнула его руку:

— Нет. Это ты так решил. А мне даже не дал ничего сказать. — Я посмотрела на часы. — Так вот, я даже не скажу, что рада была тебя повидать, и мы совершенно точно провели не прекрасный вечер. Конечно-конечно, не звони мне в любое время, я разрешаю.

Он улыбнулся уголком рта:

— Ты так и не дала мне свой телефон, так что последнее условие я выполню.

Я показала ему неприличный жест и зашагала к выходу, гордо стуча шпильками по кафельному полу.

— Женевьева! — окликнул он меня, сдерживая смех. — Ты не хочешь привести наряд в порядок, прежде чем идти дальше?

Я посмотрела вниз. Разодранный топ свисал с талии, будто неряшливый передник, а жакет распахнулся, выставляя мои роскошества напоказ всем заинтересованным лицам. Скрипнув зубами, я застегнула жакет доверху — декольте все равно оставалось вопиющее, зато меня хотя бы не упекут в каталажку за непристойное обнажение в общественных местах. Отстегнув остатки топа, я сунула его в ближайшую урну, наградив злобным взглядом парочку подростков, которые осмелились покоситься в мою сторону. Просочившись сквозь толпу на Лестер-сквер, я встала в очередь за такси.

Распахнув дверцу такси, я сказала:

— Хангерфордский мост со стороны набережной Виктории, пожалуйста. — И плюхнулась на заднее сиденье.

Таксист улыбнулся:

— Мигом, цыпочка.

Замок защелкнулся, в полумраке красными глазками зажглись лампочки.

Я поежилась и полезла в сумку за мобильником — проверить, не звонили ли мне. Мобильника не было. Вот нелегкая! Я раздраженно прикусила губу. Выпал, наверное, скорее всего, когда я кувыркалась по полу с Рио. Я вздохнула, запрокинула голову на спинку сиденья и стала разглядывать потолок такси. Нет уж, я за ним не вернусь, это точно. Что же задумала Рио? Тайны мадридского двора — но какое они имеют отношение к смерти Мелиссы? Я нутром чуяла, что это как-то связано, но страница была вся в кровавых пятнах, так что слов я разобрать не могла.

Тут я поняла, что такси до сих пор стоит.

Я постучала в стекло за водительским сиденьем:

— Эй, я, вообще-то, спешу!

Таксист обернулся:

— Мы же ждем твоего приятеля, цыпочка!

— Какого...

Проклятые вампиры! Я снова откинулась на сиденье, и спустя несколько секунд Малик открыл дверь такси и одарил меня очередной сокрушительной улыбкой:

— Женевьева...

Он устроился на сиденье, вытянул длинные ноги. Даже глиняному троллю было бы ясно, что он имеет в виду. Выйти я смогу, только если он меня выпустит.

Такси тронулось, урчание мотора заглушило мой раздраженный вздох. Мне ни капельки не хотелось притащить с собой такой «хвост» на встречу с Аланом Хинкли, особенно после его сообщения о том, что он нашел какую-то нервную феечку, которая согласна делиться сведениями только со мной. Поэтому мне нужно было поскорее отделаться от этого красавчика-кровососа, а как, я не знала, — разве что еще разок зарезать.

Я хмуро поглядела на него. Что-то изменилось, он перестал быть таким уж аристократом и выглядел погрубее, и тут я поняла, что он переоделся, сменив шикарный костюм на относительно простые шмотки уличного гота. В костюме от Армани он выглядел узкокостным, едва ли не хрупким, но нынешние черные джинсы на клепаном ремне и черная футболка обтягивали крепкие мускулы. Не знаю, кем он был, пока не принял Дар, но уж точно на диване перед теликом не залеживался. На большом пальце блестел платиновый перстень с черным камнем в пару к сережке. Я посмотрела, но никаких чар при Малике не обнаружила. В голову закралась шальная мысль: а какой он, интересно, без одежды? Я внутренне фыркнула: воображать можно все, что угодно, но ничего такого не будет. Даже мечтать о том, чтобы строить глазки вампирам, пусть и клыкастым душечкам-красавчикам вроде Малика, смертельно опасно — что уж говорить обо всем прочем.

Поэтому я сочла за благо пересмотреть все крупицы сведений, которые я раскопала в «Голубом сердце», и понять, где там жемчужины, а где наоборот. Но в темноте и тишине такси я могла думать только о том, как катилась слеза по лицу Дария. Я скрестила руки на груди, обхватила себя за локти и слепо таращилась в окно, пока мы медленно, дюйм за дюймом пробирались по забитым улицам Лондона.

Словно угадав мои мысли, Малик негромко заметил:

— Если ты беспокоишься за того человека, имей в виду, что он познакомился со специфическими застольными манерами Рио прежде, чем решил примкнуть к ее свите.

Я фыркнула. Неужели Дарию нравится, когда его насилуют? На первый взгляд не похоже, но откуда мне знать, в самом деле...

— Если он захочет, то всегда сможет подать прошение о смене Господина, — продолжил Малик все так же негромко.

Глядя на машины, ехавшие по встречной полосе, я криво усмехнулась:

— Можно подумать, Рио ему разрешит.

— У нее никто не станет спрашивать. Решение принимает Совет. — Голос его стал тверже. — По сравнению с людьми мы составляем ничтожное меньшинство. И если мы по-прежнему властны решать подобные вопросы, то лишь потому, что способны поддерживать традиции и соблюдать обычаи.

— Митинговать будешь перед теми, кому охота слушать. — Я резко развернулась к нему. — Завелась-то не только Рио.

Малик уставился на меня холодными черными глазами:

— Я вампир. Там была кровь. Чего ты ожидала?

Я ответила ему таким же холодным взглядом:

— Ничего-ничего, что ты, что ты.

Он протянул руку и провел пальцем у меня под левым глазом:

— Насилие тебе не в новинку. — И нажал на синяк на скуле.

Было хоть и не сильно, но больно; я напряглась, чтобы не дернуться.

— И боль, — прошептал Малик.

Внутри у меня все съежилось. Я ударила его по руке.

— А меня презираешь за то, к чему сама стремишься.

— Это была моя работа, я ради клиента старалась, а не играла в ваши садистские игрища! — Я показала на синяк.

— Кровь, секс, насилие. — Изящные пальцы откинули черную прядь. — Ты видишь их, так сказать, с человеческой точки зрения, а для твоей расы это необычно. Ты скорее похожа на вампиршу-неофитку, у которой приступ угрызений совести. Им страшно и омерзительно питаться своими прежними спутниками и друзьями, но вскоре они обнаруживают, что обладают практически абсолютной властью над людьми, поистине божественной свободой даровать жизнь и смерть. — Он посмотрел на меня. — Они понимают, что вольны делать что пожелают, и жертва их не остановит. Они в силах даже выбирать, что жертва почувствует — страх, боль, отчаяние, теплоту, восторг, страсть. — Все эти слова он произнес одинаково ровно. — Все это приходится понять каждому новообращенному вампиру. Увлекательно, ты не находишь?