— Дело в том, что когда мы… то есть я… короче, когда шлюпка удалилась от «Шкеллермэуца» на значительное расстояние, я увидел, как из пустоты сконденсировались три великана в древних воинских доспехах, набросили на броненосец крупноячеистую сеть и куда-то его уволокли в самом прямом смысле слова, если, конечно, можно волочить сеть по вакууму.

— Большие великаны-то?

— Вся группа занимала пространственный сектор в двадцать шесть градусов, — ответил профессор звездознания, который даже в самой критической ситуации не забыл снять показания приборов.

— Да, приличные. И куда они делись?

— Не знаю. Рассосались куда-то. Предполагаю, что великаны были вызваны особенностями моего восприятия. Другой наблюдатель говорил бы, например, о гигантских птицах или, скажем, — профессор в задумчивости почесал нос, — о прекрасной инопланетянке.

Суровцев поперхнулся от неожиданности, и только это помешало ему встрять в разговор, перебив и кварт-генерала, и знаменитого пленника.

— Ясно. То есть, рытвина, оказывается, не только пространственная, но и ментальная. Это очень ценное наблюдение; ещё никто не наблюдал со стороны исчезновение корабля, попавшего в провал метрики. Не исключено, что тут скрыта возможность избавиться от этой напасти. Впрочем, вернёмся к певчим каракатицам, так, кажется, вы говорите? Скажите, зачем вам куст? Вы так любите цветы, что не можете обойтись без них даже в кабине спасательного бота?

— Да, — с вызовом ответил профессор, — я люблю цветы! Но в данном случае куст был необходим для проведения важного эксперимента по исследованию Молекулярного Экрана. Вы слыхали о принципе Плюс Один? — генерал кивнул, показывая, что о таком принципе он слыхал. — Так вот, целью эксперимента было установить, реагирует ли Молекулярный Экран на ментальное излучение пассажиров или он считывает генетическую информацию. Ментальности кахоута и вислого бересклета разнятся чрезвычайно, а генетически мы близки, ибо произошли от общего коацервата, порождённого Единоутробным Океаном. Можно было бы, конечно, взять не куст, а дрессированного злопоуха или певчую каракатицу, но злопоуха на корабле не оказалось, а похитить любимую каракатицу Его Блистательности Инхаш-Брезофа мне не позволили совесть и корабельная подглядка-подслушка.

— И каковы результаты вашего эксперимента?

— Разумеется, положительны.

— Не понял. Положительным в данном случае будет любой результат. Так удалось вам пронзить Потустороннее Зеркало или нет?

— Конечно, удалось, раз мы здесь.

— Очень интересно! — воскликнул Лях-Козицки. — Значит «Шкеллермэуц» попал в совершенно другой провал метрики, нежели мы. А если учесть, что Зет-03 тоже исчез, то не кажется ли вам, что в округе образовалось слишком много ментальных рытвин?

И тут Алексей не выдержал. В самом деле, сколько же можно слушать, не перебивая, в то время как охота говорить самому?

— Я понял! — закричал он. — Силикарболаудь предупреждала, что сателлит и броненосец погибли из-за того, что кто-то из наблюдателей не ограничился наблюдениями, а начал ставить опасные эксперименты. Теперь мы знаем, по чьей вине это произошло! Это ж надо так извратиться: летать сквозь Потустороннее Зеркало с кактусом на борту!

Однако кварт-генерал вместо того, чтобы жадно накинуться на новую информацию, недовольно сказал:

— Свои соображения ты выскажешь потом, а пока не перебивай беседу старших. Простите молодого человека, профессор, это его первое задание, и мальчику очень хочется отличиться.

Суровцев был раздавлен. Мальчик, ещё хуже, чем неофит, это полное разжалование. Теперь его осталось только бросить на необитаемой планете, как ни к чему не пригодный балласт.

А Лях-Козицки, как ни в чём не бывало, продолжил беседу:

— Надеюсь, профессор, вы не в претензии, что мы досмотрели ваши вещи… Так вот, среди этих вещей оказалась офицерская форма фрейзера третьего ранга. Зачем она вам? На вас, кстати, тоже не вполне цивильный костюм. Если я правильно разбираю знаки различия, передо мной вовсе не доктор звездознания, а корабельный ревнитель имперских стандартов, что соответствует воинскому званию фрейзера второго ранга.

— Первого, — поправил Тэйтус Пшу, — «Шкеллермэуц» очень большой корабль, так что ревнитель имперских стандартов на нём имеет звание фрейзера первого ранга.

— Вот видите! Чем вы объясните эту несостыковку?

— Как вы полагаете, в каком качестве пожилой человек вроде меня может проникнуть на борт броненосца? Мы, между прочим, летели сюда больше полсезона. Прятаться всё это время в матросском гальюне было бы затруднительно.

— Логично. А зачем вам вторая форма?

— Это не моя. Это форма того офицера, который должен был лететь на спасательном боте.

— Интересно… — протянул генерал. — Значит, ваш пилот упаковал все свои вещи вплоть до нижнего белья, а сам собирался явиться на шлюпку голышом?

— Представления не имею, — Тэйтус Пшу пожал плечами. — Об этом лучше спросить самого пилота.

— Спросим, обязательно спросим, — Лях-Козицки улыбнулся, заканчивая на этой оптимистической ноте импровизированный допрос.

2

Ох, до чего не понравился Алексею Суровцеву снятый со спасательного бота доктор звездознания! А ещё больше не понравился его кактус, из-за которого у Алексея произошло столько неприятностей. Мало того, что генерал обозвал Бэра мальчиком, так потом и Пси прочёл нотацию. Оказывается, он не просто сидел в кресле второго пилота, поглядывая на приборы, но и прослушивал мысли допрашиваемого. Вот, оказывается, почему Юз не настаивал в те минуты, когда пленный старик отказывался отвечать. Язык можно и прикусить, а мыслищи куда девать? Вряд ли университетский профессор обучен тем методикам, которые есть на вооружении у выпускников Бирюзовки.

Теперь и сам Тэйтус Пшу, и его бересклет заняли едва ли не весь и без того тесный салон иглодиска, и никто не видел в том ничего странного. К Тейтусу Пшу относились словно к гостю, стараясь устроить его поудобнее. И только Пси, выйдя от генерала, наклонилась к Суровцеву и чуть слышно шепнула:

— За кустиком присматривай. Что-то он мне не нравится.

Алексею кустик тоже не нравился, но присматривать, судя по всему, следовало за профессором. На всякий случай Алексей переворошил МОП на предмет опасных кустов. Однако оказалось, что те кусты, которые опасны человеку, самостоятельно передвигаться не умеют, а те, что ползают (нашлись и такие в дебрях космоса!) для человека не опасны ни капельки. И всё же, тельца Сметанина модифицированный вице-чемпион заранее активизировал и спать улёгся во всеоружии.

И, как оказалось, меры предосторожности были приняты не зря.

Бодрствующая часть подсознания разбудила Алексея как раз в ту минуту, когда профессор, якобы спавший в койке напротив, бесшумно поднялся, взял со стола стакан, налил его до половины водой, а затем всыпал туда белый порошок.