— А если откроет Оксана?

— Если ты не будешь задавать мне вопросов, я постараюсь что-нибудь придумать по дороге столь же «убедительное». Не так важно, что скажу я. Гораздо важнее, что скажут или как поведут себя они. И потом, может, мне повезет, и я увижу ребенка сразу, как только мне откроют дверь. Кроме того, не забывай — у нас есть запасной вариант.

— Какой?

— Если у меня ничего не получится или если их нет дома, мы попросим Алёну или Макса зайти к ним вечером по-соседски под каким-нибудь предлогом… Дай-ка пока фотографию. Сейчас подъедем, и я рассмотрю твою дочку как следует.

Оставшийся путь они проехали молча, думая каждый о своем. Митя — о том, что именно будет врать Барсукову, если он окажется дома, и что сказать не в меру любопытной Алёне, и как утешить Женю, когда неизбежно выяснится, что красотка Оксана тут ни при чем. А Женя, сжавшись в комок, думала, что если Митя сейчас вернется ни с чем, то надеяться ей больше не на что.

«Тойота» свернула на Остоженку и остановилась неподалеку от барсуковского дома.

— Ты будешь ждать меня здесь и никуда не денешься, — сказал Митя и вышел из машины.

Прошло пятнадцать минут, и Женя поняла, что, если он не появится прямо сейчас, она сойдет с ума. Она сидела, вцепившись в свой мобильный телефон и краем глаза наблюдая за барсуковским домом. То ей казалось, что раз Мити нет так долго, значит, там происходит что-то важное и, следовательно, есть надежда. То — наоборот. «Если бы что-то было, он бы позвонил и не стал бы мучить меня так долго», — говорила она себе. Когда она, не выдержав неизвестности, собралась позвонить ему сама, Митя выскочил из подъезда и, чуть не угодив под троллейбус, бросился к машине.

— Женя, девочку я не видел, — выпалил он, не успев перевести дух, — подожди, не перебивай! Я тебе сейчас все объясню.

Митя включил зажигание и, махнув рукой едущему сзади водителю «девятки», чтобы тот пропустил его, и особенно не заботясь о том, как тот к этому отнесется, резко вывернул руль и влился в поток автомобилей, движущихся в сторону Пречистенских ворот. После нескольких неудачных попыток обогнать идущие впереди машины, Митя, крикнув Жене «Держись!», выскочил на встречную полосу, заставив огромный навороченный джип прижаться к тротуару. Владелец джипа дважды резко посигналил ему вслед, и Женя, обернувшись, успела заметить его искаженное страхом и яростью лицо. «Тойота», обогнав троллейбус и в последнюю секунду проскочив на зеленый, свернула на набережную.

— Уфф! — выдохнул Митя, когда стало ясно, что за ними не гонится ГАИ. — Кажется, пронесло. Сейчас все будет зависеть от того, насколько быстро мы окажемся на Тверской.

— Митя, что происходит? — не выдержала Женя. — Куда мы едем?

— В Шереметьево, — бросил Митя, не поворачивая головы и напряженно следя за дорогой.

— Зачем?!

— Оксана улетает на Кипр. Около трех часов назад она выехала из дома. С ребенком.

— С Машей?!

— Женя, я сказал — с ребенком. Маша это или нет, мы узнаем, только когда увидим ее.

— Как ты узнал?

— От домработницы.

— Ты показал ей фотографию?

— Нет. Сперва она, похоже, приняла меня за соседа и сказала, что Барсукова нет дома, а Оксана уехала в аэропорт. А когда я задал вопрос о ребенке, она что-то заподозрила и чуть не спустила меня с лестницы. Пришлось прибегнуть к помощи Алёны. Это она узнала, что Оксана с девочкой улетает на Кипр и что повез их барсуковский охранник.

Женя замерла.

— Это она. Я чувствую, что это она. Иначе зачем уезжать в такой спешке?

— Строго говоря, мы с тобой не знаем, в спешке она уехала или нет. Но вообще… Я бы на твоем месте все-таки позвонил Гулину.

— Если бы ты был на моем месте, — сквозь зубы проговорила Женя, — ты бы не стал звонить никакому Гулину. И потом, он все равно не сможет оказаться там раньше нас. Осторожно, там ГАИ!

— Вижу. Бери телефон и попытайся узнать, какие есть рейсы на Кипр. Нам надо сориентироваться во времени — либо у нас оно еще есть, либо мы уже опоздали.

«Тойота» выехала на Моховую и застряла в пробке. В ожидании ответа справочной службы Женя с тоской смотрела на обезображенный пожаром Манеж.

— Хотела бы я посмотреть в глаза тому уроду, который это сделал…

— Хочешь сказать, что ни разу не видела его? — усмехнулся Митя.

— Ты думаешь?..

— А ты нет?

Женя пожала плечами.

— Может, ты и прав… Когда по телевизору показывали этот пожар, мне вспомнились «Бесы»… Жуткое зрелище. Пожалуй, самое жуткое, которое я когда-либо видела в Москве, да еще в центре…

— Ты просто не помнишь, как выглядела Манежная площадь в праздники в семидесятые годы. Во время салюта в небо взмывали тучи ворон. Они кружили над Кремлем, — Митя поднял руки, изображая зловещую птицу, — и делали «Кар-р-р! Кар-р-р! Кар-р-р!».

Он покосился на нее и заметил, что ему все-таки удалось заставить ее улыбнуться.

— Не помню… Куда же они потом подевались?

— Вороны-то? Их, бедных, истребили еще тогда, при Брежневе, чтобы их карканье не смущало умы… Впрочем, было уже поздно.

Когда Митя вырвался наконец из пробки и они уже катили по Тверской, Женя дозвонилась в Шереметьево.

— Сегодня два рейса на Кипр, — сказала она, дав отбой. — Один был утром, другой — в четыре. Успеем?!

Митя взглянул на часы и, стиснув зубы, проговорил:

— Должны успеть!

— Давай я буду твоим штурманом, — сказала Женя, — или, еще лучше, пусти меня за руль, а то я с ума сойду.

Митя включил радио.

— Вот тебе — слушай и постарайся мне не мешать! Женя забилась в угол сиденья и попыталась сосредоточиться на доносившемся из динамика голосе. Какой-то немец с сильным акцентом рассказывал ведущему о своей поездке в город Ишим и громко возмущался тем, что ностальгирующие по прошлой жизни местные жители откопали зарытый в земле памятник Сталину и водрузили его на прежнее место. «Что бы вы сказали, если бы мы откопали Гитлера?» — оскорбленно вопрошал он.

«Не понимает глупый немец, — думала Женя, — что у нас свое отношение к тиранам. Только мы способны любить их и вспоминать с нежностью… Где уж немцу это понять?.. А кроме того, если бы он сам недели две-три пожил в этом Ишиме, он бы еще и не такое откопал…»

Женя выключила радио и закрыла глаза. Некоторое время они ехали молча, напряженно глядя на дорогу. Снова заморосил дождь, и Митя, тихо чертыхнувшись, включил щетки.

До Шереметьева оставалось не больше километра, когда дождь полил сильнее, потом еще сильнее, пока не превратился в настоящий потоп. Пришлось сбросить скорость. Митя, вцепившись обеими руками в рулевое колесо, лавировал между машинами, время от времени получая в лобовое стекло водяные плюхи из-под колес едущих впереди автомобилей.