Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вам нужен поезд С-3, – сказала она по-английски и достала стопку пустых билетов.
Я сверилась с расписанием. С-3 прибывал в Кукфыонг еще до рассвета. Я попыталась возразить.
– Значит, С-6, – бросила сотрудница раздраженно, но по-прежнему вежливо.
– С-6, – заметила я, – ушел час назад, а следующее отправление только в четверг.
– Других поездов нет, – отрезала она.
– А как же С-8, – сказала я, – который отправляется сразу после заката, да к тому же быстрее и дешевле?
– Это военный поезд, – процедила сотрудница. – Иностранцам на него нельзя.
– Тогда почему, – поинтересовалась я, – цены на билеты в С-8 указаны в американских долларах под заголовками, написанными по-английски?
– Этот поезд всегда пуст, – настаивала она. – Без сопровождения в нем ехать опасно.
Сердце забилось сильнее. Нам с нашим нелегальным грузом пустой поезд подходит как нельзя лучше. Я заверила, что буду под надежной защитой двух крепких молодых людей и еще кучи разных вооруженных знакомых.
– С-8 ходит не каждый день, – возразила сотрудница агентства.
– Но именно сегодня ходит, – проговорила я, размахивая расписанием.
– Он идет очень медленно.
Лишь на двадцать минут медленнее своего брата-экспресса – большая ли разница, если ехать сорок четыре часа?
– Он не останавливается в Кукфыонге, – не унималась она. – Вам придется сойти в Тханьхоа.
Я поразмыслила. Вообще-то, поезд останавливался в Кукфыонге по расписанию, но если уж ей так хочется, можем переплатить за лишнюю остановку и просто сойти пораньше. Я согласилась.
Она оторопела, но быстро пришла в себя.
– Вам нельзя сходить с поезда до конечной остановки – Ханоя, – сообщила она.
Из Ханоя мы сможем доехать до Тханьхоа, когда С-8 отправится обратно, через сутки.
Я покачала головой. Она злобно зыркнула на меня. Разговор зашел в тупик.
– Я должна поговорить с боссом, – заявила она и собралась уйти. Я знала, что она не вернется до тех пор, пока мне не надоест ждать и я не уйду с вокзала.
– Да, я тоже, – выпалила я и встала вслед за ней.
– Он не говорит по-английски, – самодовольно процедила она.
– Не говорит? Ну и что? – ответила я по-вьетнамски.
Она изумленно вытаращилась на меня и села.
– Паспорт, – рявкнула она и протянула руку.
Я выиграла. И постаралась быть вежливой:
– Три билета, пожалуйста. И спасибо за помощь.
– Три?
Ее пластиковая улыбка превратилась в хищный оскал.
– Три паспорта, пожалуйста.
У меня был только мой. Мне никогда не приходило в голову, что для внутренних переездов во Вьетнаме тоже нужны паспорта.
– Нет паспортов – нет билетов.
Она захлопнула билетную книжку и торопливо заперла ее в ящик:
– Вернетесь потом.
Колесить по городу в поисках Джея и Йохана не было времени. У меня не осталось другого выбора, как устроить скандал. Когда это не произвело впечатления, я решительно ступила на лестницу, ведущую на второй этаж.
– Обед! – крикнула сотрудница мне вслед. – Никого нет на месте.
Я даже не остановилась.
– Я продам вам билеты, – признав свое поражение, сказала она.
Не успела она отпереть ящик, как я уже вернулась на свое место.
– Запишите другие номера паспортов, – приказала она, подвигая ко мне толстую регистрационную книгу.
Я кивнула и принялась записывать циферки. Номер паспорта Йохана состоял из номера моего «ниссана» и телефона; для Джея я выбрала мамин день рождения и свой регистрационный номер в банке. Сотрудница выдернула у меня книгу.
– Вы должны вернуться до шести и показать мне паспорта, – коротко сказала она.
Я кивнула, соблюдая вежливый ритуал, согласно которому должна была ей поддакивать. Она выписала билеты и протянула их мне. Два билета были в шестиместном купе, один – через два вагона. Я запротестовала.
– Ничего не могу сделать, – ответила она и с финальным хлопком закрыла билетную книжку. – Мы продаем только два места на вагон. Остальные пассажиры сядут в Хюэ.
Хюэ, подумала я, на полпути до Кукфыонга. К тому времени я успею договориться с кондуктором.
Я встала и ушла.
Мы с Йоханом встретились на рынке ровно в четыре, но не увидели ни одного гиббона. Чуть раньше случился настоящий полицейский налет, и лавочники были вынуждены свернуть торговлю.
– Приходите завтра, – сказал один из них, отмахиваясь от нас.
Мы посовещались. Билеты на поезд обошлись в несколько сотен долларов, а вероятность сдать их и вернуть деньги была ничтожной. В отчаянии мы стали наводить справки о раненом гиббоне, спрятанном где-то в городе.
– Он далеко. Сто километров, – ответила хозяйка лавки. – Приходите завтра.
Но завтра было бы уже слишком поздно. Мы в печали собрали питомцев и уехали из Сайгона.
Шестиместное купе значительно уменьшилось в размерах с тех пор, как я ехала в таком же в Лаокае. Четыре клетки с животными, рюкзаки и двухдневный запас еды для девяти голодных ртов заполнили почти все свободное место. Проходивший мимо кондуктор заглянул за рваную шторку и ворвался в двери, подняв трезвон. Я замерла от страха и оглядела наши вещи. Клетки были хорошо замаскированы, но издавали странные царапающие звуки. Я уже знала, что это звуки леопардов, которые жаждут игр и развлечений. Если у орла вырвется характерный свист, пронизывающий до костей, весь поезд будет знать, что у нас за груз. Несмотря на разрешения на вывоз, которые я подделала, поставив даже фальшивую официальную печать, мы по-прежнему везли нелегальный контрабандный товар. Если бы кондуктор обнаружил животных, то конфисковал бы их или, чего хуже, попросту выбросил в окно.
Мы стали разговаривать громкими голосами. Йохан запел гимн Германии. Я зашуршала бумажкой, на которой начала писать письмо. Сам того не зная, кондуктор помогал нашей маскировке, так как принялся орать и расхаживать по купе туда-сюда. Почему в купе три человека, а билета два, возмутился он. Увы, билет в другой вагон достался Йохану. Его немедленно заставили уйти.
Я вежливо спросила, не могли бы Йохан с Джеем поменяться местами на протяжении поездки. Нет, это было категорически запрещено. Не мог бы Йохан иногда заглядывать к нам, если другие места так и останутся незанятыми? Ни в коем случае. И кстати, где мы собираемся спать? Ведь две верхние полки, положенные нам по билетам, завалены нашими вещами. Я возразила, что в купе еще четыре свободных места. Может, мы могли бы.
– Запрещено, – отрезал кондуктор.