Полковник остановился у окна, обернулся, посмотрел через комнату на своего гостя. В его позе, в повороте головы было что-то от парадного портрета кайзера Вильгельма I. Казалось, он взвешивал все за и против сделанного ему предложения, и уж во всяком случае, не спешил дать ответ.

— Мне очень жаль, — произнес он, наконец, — что вы именно так истолковали мои слова о дружбе. Кстати, — Нергаль показал глазами на висевшую у пояса Дорохова кобуру, — не стоит сразу же стрелять мне в живот, я с детства не терплю насилия. Тем более, что мой Ганс чемпион Прусии по стрельбе по движущейся мишени…

Дорохов резко поднялся, одернул китель.

— В таком случае, позвольте откланяться! Должен поставить вас в известность, что обо всем случившемся, включая наш разговор, будет представлен рапорт на имя государя императора!..

Не прощаясь, Дорохов направился к двери, где и застали его слова Нергаля.

— Государя императора?.. Которого? В том-то и дело, Андрей Сергеевич, — которого?!

Дорохов обернулся. С иезуитской улыбочкой на тонких губах хозяин кабинета смотрел на часы. Маленькая толстая стрелка переползла уже единицу, в то время как длинная, минутная, уперлась своим острым концом в бронзовую двойку.

Было десять минут второго, когда подали кофе. Все сидели за столом, разговаривали. Государь находился в самом благодушном настроении и даже шутил. Михаил Николаевич и Екатерина Михайловна давно не видели его таким спокойным и довольным. К ночи монаршее семейство должно было собраться на обеде в Аничковом дворце, где жил наследник цесаревич, и поздний завтрак был лишь прелюдией этой встречи.

— Останься, Саша! — великая княжна встала, когда государь поднялся из-за стола. Екатерине Михайловне не хотелось его отпускать. — Отдохни, развейся, последнее время ты слишком много работаешь…

Александр Николаевич лишь улыбнулся.

— Ты остаешься? — спросил он брата.

— От силы пять минут! — Михаил Николаевич был увлечен беседой с миловидной соседкой по столу, приходившейся хозяйке племянницей.

Надев шинель и фуражку, государь спустился по ступеням к экипажу. Верный Фрол держал лошадей.

— Поедем через Инженерную, потом набережной Мойки!

Решение государя было спонтанным. Обычный маршрут пролегал через Невский проспект и Малую Садовую. Пару лет назад, когда студент-недоучка Соловьев стрелял в него из револьвера, император прогуливался около набережной. С тех пор Александр Николаевич не любил бывать в том районе, но порой с ним что-то случалось и он заставлял себя перебороть дурные предчувствия и страх.

Карета тронулась. Луч солнца неожиданно прорвался через серую завесу хмурого питерского неба и осветил обледеневшие деревья по-зимнему голого сада. Государь дернул за шелковый шнурок, сказал открывшему дверцу ординарцу:

— Постой, хочу подышать. Уже пахнет весной…

Ганс подслушивал под дверью. Дорохов опрокинул его одним ударом, сорвал с вешалки шинель. Прыгая по ступеням, сбежал вниз на улицу. Куда теперь? Андрей Сергеевич оглянулся. Увидел подававшего пролетку денщика. Одним прыжком вскочил на подножку, крикнул:

— На Фонтанку! Федька, гони!

Денщик со всей силы хлестанул вожжами лошадь, оглянулся. Никогда еще он не видел своего барина в таком состоянии. Не доезжая до здания департамента полиции, Дорохов соскочил на булыжную мостовую и побежал к подъезду, над которым развевался российский флаг. Взлетев одним махом на второй этаж, Андрей Сергеевич стремительно шел по коридору, как вдруг знакомый блеющий голос заставил его остановиться. Он доносился из открытой двери одной из комнат.

— Смотрю… Дорохов! — рассказывал взахлеб Шепетуха, ничего, как глухарь, вокруг себя не замечая. — Но уже в форме и весь из себя франт-франтом. С чего бы, думаю, ты так вырядился? Надо поглядеть! А он в это время по ступенькам Варшавского вокзала и в залу, где ожидают пассажиры. Обратно выходит под ручку с какой-то молодой особой. Я пригляделся… Ба, да это ж наша давешняя каторжанка, что мы на квартире застукали! Ну, думаю, попались голубчики! — Было слышно, как филер от удовольствия потирал руки. — А Дорохов перед ней и так, и эдак, и ручку подаст, и в экипаж подсадит. Я, естественно, свистнул извозчику и за ними. Оказалось, он ее к себе на квартиру… — раздался гаденький смешок. — Соображаете? Дворник мне много чего про него порассказал. Обратно приехали прямо к отходу варшавского скорого и сразу нырк в вагон. Но и Шепетуха не промах! У Шепетухи повсюду свои люди. Стоило показать в отделении жетон, как начальник отрядил в поезд двух полицейских, они эту стерву ссадят на первой же станции и сразу в тюрягу!..

Филер радостно заржал.

Дорохов вытащил носовой платок, вытер взмокший лоб. С ним происходило нечто странное: вдруг и как-то сразу он стал совершенно, убийственно спокоен. Возможно, именно так чувствует себя человек, занесший ногу над пропастью. Без жалости к себе, без сожалений пришло ясное понимание завершенности того, что было его жизнью. Андрей Сергеевич аккуратно убрал в карман платок и шагнул в открытую дверь. Какие-то люди стояли и сидели за рабочими столами, одним из них был Мырлов. По широкому проходу, упиваясь всеобщим вниманием, прохаживался Шепетуха. На звук шагов он обернулся.

Андрей Сергеевич откинул полу шинели и вытащил из кобуры револьвер. В устремленных на подполковника глазах филера застыл ужас. Его худое, подвижное лицо побелело, превратилось в маску страха. То ли ноги Шепетухи подкосились, то ли он пытался встать на колени, но тщедушное тело начало заваливаться набок. Дорохов поднял револьвер, нажал на спусковой крючок. Эхо выстрела разлетелось в пустом по случаю воскресенья здании департамента. Шепетуха дернулся, как-то разом обмяк и, запрокинувшись, рухнул на пол. Из его горла фонтаном ударила кровь.

Подполковник повернулся к Мырлову. Сыщик сидел бледный, однако в выражении устремленных на Дорохова глаз были лишь удивление и любопытство. Так изощренный театрал смотрит спектакль, оценивая исключительно постановку сцен и выразительность игры актеров. Все находившиеся в комнате застыли от неожиданности.

— Где сейчас император? — голос Андрея Сергеевича звучал глухо и невыразительно.

Никто не ответил.

— Где может быть государь? — повторил свой вопрос Дорохов, глядя в упор на Мырлова.

— Надо полагать, в Михайловском дворце. — Начальник отдела сыска совершенно владел собой. — С полчаса назад оттуда приезжал денщик Дворжицкого, сказал, что полковник будет лично сопровождать его величество в Зимний дворец.

Андрей Сергеевич повернулся и вышел из комнаты. Никто не сделал попытки его задержать. На ходу убирая револьвер, Дорохов спустился в вестибюль, вышел на набережную. Теперь, когда все личное отжило и он остался наедине с чем-то неизмеримо большим и важным, Андрей Сергеевич думал лишь об одном: во что бы то ни стало упредить покушение. В воспаленном мозгу сами собой пульсировали слова Горчакова: «Слышишь, Андрей, любой ценой! В твоих руках судьба России!..»