Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Шок и ужас испытали? Дуновение сумасшествия ощутили?..
Люблю перечитывать Пушкина, и особенно его письма, он в них такой живой и разный, такой свободный и близкий, такой свой.
…Не сердись, женка; дай слово сказать. Я приехал в Москву, вчера в середу. Велосифер, по-русски поспешный дилижанс, (…) поспешал как черепаха, а иногда даже как рак. В сутки случилось мне сделать три станции. Лошади расковывались и – неслыханная вещь! – их подковывали на дороге. 10 лет езжу я по большим дорогам, отроду не видывал ничего подобного. Насилу дотащился в Москву…
Н. Н. Пушкиной, 22 сентября 1832 г., из Москвы в Петербург
Александр Сергеевич был человеком с могучим воображением, с богатейшим в России, если не в целом мире. Но и воображение гения не всесильно. Пришествие в мир автомобиля Пушкин в свой жестокий век, гнусный век (эпитеты его) вообразить не мог. Самый быстрый транспорт для него был лошадный и, разумелось, вечно только лошадный, почта только велосиферная. Грузовик, думаю, показался бы ему чудищем, жутким зверем, таскающим в себе звероподобных людей. Гнусности и жестокости времен нынешних и в кошмарных снах увидеть не мог. Свой век в сравнении показался бы райским.
Это к тому, что чудо – понятие относительное. Скажи кто-нибудь из нас сейчас ненароком: «Я приехал к тебе на велосифере», – сочтут либо за велосипедиста, только что посетившего стоматолога, с еще не отошедшей заморозкой, или пьяненького со слегка заплетающимся языком, либо подумают, что остали от жизни, что работает уже новый вид городского сверхскоростного транспорта, скорее всего воздушного.
В полной реальности чудес нет, есть только возможности и действительность, только совершившееся и недосовершившееся.
ВС – Владимир Львович, в ваших книгах стало появляться много сведений и утверждений о «другой реальности», о запредельном… Многие удивляются: неужели это тот самый Леви, врач и ученый, практик жизненной помощи, который так трезво и вдохновенно повествует о природе человека, об эволюции, о материальной основе психики?
– Тот самый практик. И сведения о запредельном – из практики.
«Другую реальность» – неограниченную, полную – не приходится где-то выискивать. Она сама о себе заявляет, она вылезает изо всех углублений жизни, она под нами, над нами и в нас. В каждодневной врачебно-психологической работе нельзя не быть трезвым материалистом. Но невозможно и оставаться только материалистом. Невозможно думать, что человек состоит только из тела, которое умирает и исчезает. При внимательном научном исследовании оказывается, что такая точка зрения просто-напросто не соответствует действительности.
– Какие же факты, по-вашему, доказывают существование полной реальности?
– «Доказывают» – слово не подходящее. Факты эти – не регулярно повторяющиеся события, наподобие восхода и заката. Не эксперименты, которые можно точно воспроизвести при одних и тех же условиях. Это факты другого уровня, подобные неповторимым сновидениям, причудливым очертаниям облаков, краскам заката. Не даваясь в руки, они нам нечто показывают, о чем-то дают знать, позволяют что-то почувствовать или предположить, намекают на что-то, но прямо не говорят. Иногда и кричат, вопиют, да поймешь не вдруг.
Вот сновидения – огромный, безграничный океан жизней внутри жизни. Реальность каждых наших прожитых суток. Реальность, очевидно и несомненно связанная с реальностью жизни бодрственной. Но связанная не жестко, не напрямик – и связанная, и безгранично свободная. Материалист-физиолог Иван Михайлович Сеченов блестяще определил сновидения как «небывалые комбинации бывалых впечатлений». Да, так, но не только так.
Далеко не только.
Случаются и сновидения, которые никак не могут строиться мозгом из прежних впечатлений бодрственной жизни. По той простой причине, что таких впечатлений никогда не было и быть не могло.
Всем известно толкование снов по Фрейду, который сводил суть сновидений к реализации первичных влечений или зашифровке желаний, вытесненных подсознанием. Этот подход имеет основания, справедлив, но только частично. Есть сны, которые по Фрейду нельзя объяснить, нельзя вообще объяснить, исходя из привычных закономерностей повседневной жизни. И прежде и более всего это сны, знакомые очень многим, – сны, в которых нам являются ушедшие родные и близкие. Такие сны отмечали как особые на протяжении всей истории человечества. Они бывают очень значимы и часто несут судьбоносные вести, предупреждения о критических ситуациях или даже прямые указания о средствах спасения.
Сновидения такого рода и некоторые иные, по всему судя, и суть окна в другую реальность. Я четко отличаю те сны, когда просто вижу своих ушедших родителей и друзей, от снов, в которых они мне являются. В снах являющих эти встречи ярки, чувственно убедительны, по силе непосредственного впечатления иной раз даже мощнее, чем могло быть общение наяву. Можно поговорить, можно дотронуться, ощутить запах, получить невероятно значимые слова, жесты, прикосновения…
Так я получил от ушедшего папы благословение на брачный союз, в котором у меня должны были родиться двое детей. Я об этом не знал, но папа – жизнь потом подтвердила – уже знал. Так от бабушки Марии, давно ушедшей и раньше не снившейся, я узнал, что у меня скоро родится дочь.
– Подробнее об этом сне рассказать можете?
– В отличие от большинства сновидений, хаотически перемешивающихся, калейдоскопически сменяющих друг друга, это возникло словно из вакуума, ему ничто не предшествовало и ничто не воспоследовало… Кроме действительности.
…Двигаясь наощупь по длинному темному туннелю, очутился в тесной каморке, на скамейке перед небольшим деревянным столом. Никого больше там не было, но я уже знал, что сейчас произойдет какая-то долгожданная встреча – это была как бы камера, в которую меня как заключенного привели на свидание. Положил руки на стол. И тут вдруг пространство за столом раздвинулось, осветилось, и я с живой ясностью увидал бабушку Марию, сидящую ко мне лицом на некотором расстоянии от стола и повыше. Бабушка весело и ласково мне улыбалась. А рядом с ней и чуть позади… сидела еще одна бабушка Мария. Близнецово одинаковая, но значительно моложе, в возрасте девушки или совсем молодой женщины, неярко освещенная, несколько затуманенная. Улыбки на лице ее не было, выражение вопросительно-выжидательное, спокойное. Я почти не удивился. Спросил:
– Бабушка, это ты молодая?
Слегка повернувшись к юной двойнице, бабушка озорно улыбнулась и звонко произнесла:
– Смотри, догадался!
Все, затемнение. Просыпаюсь. Вечером того же дня узнаю, что мною зачат новый человечек. Девочка, как попозже выяснилось. Назвали Машей – то есть, как и мою бабушку, Марией Владимировной.
– Да, тут уж, как говорится, без комментариев. Больше, чем доказательство.
– Не доказательство, но показательство некоей части того, что происходит и здесь, и Там.