– Уэс, забери у него ключи, – сказал я, помогая Растину дойти до двери. – Шарлотта, вы с Патриком поедете на моей машине. Идите за нами.

Никто не посмел ослушаться Растина, и Уэс начал рыться в кармане его пиджака, на который тот указал кивком.

– Уходите, – настаивал Растин. – Вам нужно убраться отсюда до того, как он вернется.

Патрик тут же подбежал ко мне и помог вывести Растина наружу.

Тем временем Шарлотта помчалась к машине.

– Ты клянешься, что она жива? – спросил я его по пути к автомобилю.

– Он не позволит ей умереть, – Растин снова вздрогнул, а его колени начали подкашиваться.

– Что, черт возьми, это значит? – спросил я, прислонив его тело к машине – возможно, немного грубо, – когда Патрик побежал догонять Шарлотту. И, когда он сморщился от боли, я смог получше разглядеть его кровоточащую рану.

Удивительно, но запачканная кровью рубашка была цела и без единого пореза.

Значит, проблема скрывалась внутри.

Его сердце.

Обогнув черный «Бимер», Уэс уселся в водительское кресло.

– Идем, – я решил, что раз Стефани жива, то на время можно успокоиться. И пока с нами был Растин, мы не могли допустить его смерти. – Мы должны отвезти тебя в больницу.

– Никакой больницы, – сказал Растин, усаживаясь на заднее сиденье. Его голова склонилась в сторону, и в следующее мгновение он потерял сознание.

– Просто увези нас отсюда, – сказал я Уэсу, подсаживаясь к медиуму, и Уэс тут же включил передачу.

Мы сорвались с места, взметнув гравий, и помчались прочь по той же дороге, что и приехали. Шарлотта и Патрик неслись за нами.

– Чур машина моя, если он сдохнет, – сказал Уэс, нажимая на газ.

– Я взял ее в аренду, – пробормотал Растин.

– Хей, спящая красавица, – крикнул Уэс, направив свои сверкающие серые глаза в зеркало заднего вида. – Ты что, не по-настоящему упал в обморок?

– Иногда… – невнятно ответил Растин, когда Уэс уже отвернулся, – я бы хотел быть ненастоящим.

Мой бег превратился в фигурное катание, когда я бросилась вниз по крутому склону белоснежной набережной, ведущей к озеру.

Я чувствовала, как мои уши и онемевшие пальцы обжигал беспощадный мороз, но меня волновало лишь то, что со мной сделает Эрик, когда обнаружит опустевшую комнату. Учитывая, что совсем недавно он жестоко расправился с моим спасителем, мне грозила большая опасность.

Черное озеро, застывшее под вечными льдами, сейчас было таким же необъятным, как и во сне. Безмолвие ночного неба нарушал лишь слабый шелест падающего снега и звук моего неровного дыхания.

Каждый раз, спотыкаясь о могучие сугробы, я судорожно оглядывалась назад, пытаясь убедиться в том, что он не преследует меня, спрятавшись за искривленными стволами деревьев. Затем, резко остановившись у берега и почувствовав себя в безопасности, я осмотрела озеро, стараясь отыскать его слабое место.

Словно зеркало, идеально тонкий лед отражал темный дремучий лес и мои продрогшие до костей руки, плотно прилегающие к заснеженным коленям. А изможденное лицо, которое я едва узнала, глядя в мерцающий ониксовый лед, умоляло о помощи.

– Лукас, – его имя слетело с моих озябших губ в виде морозного облака и приземлилось на заледенелое озеро. Я лишь надеялась, что каким-то чудом оно долетит до адресата.

Заметив рядом с собой зазубренный камень, торчащий из-под снежной горы, я жадно его схватила.

Когда я снова вернусь домой? Ждет ли меня Лукас? Пытался ли он со мной связаться? Хотел ли он прийти сюда?

Скрип… скрип… скрип…

Слушая хруст снега, сливающийся с громким топотом, я вспомнила про безумные каминные часы Эрика и потеряла последнюю надежду выбраться из этой проклятой «Молдавии».

Как и он. Особенно если учесть, что их тиканье продолжается уже более ста лет.

Я не могла. Больше не могла оставаться в этом ужасном месте. Я сойду с ума. Уже сошла. Я бы согласилась умереть, если бы так можно было выжить.

Наконец, оказавшись в центре озера, где мерцающий лед был настолько тонким, что отчетливо слышался завывающий скрип под ногами, я остановилась и, посмотревшись в свое отражение, глубоко вздохнула.

Поддавшись эмоциям, я со всей силы ударила каблуком по жесткому льду.

Тишину разорвал треск, но я не провалилась под лед. Вместо этого белая паутина трещин разошлась подо мной неровными линиями.

Удар был недостаточным.

Собравшись с духом, я опустилась на колени и подняла камень высоко над головой, прежде чем обрушить его на хрупкий лед с такой силой, что края камня вонзились мне в кожу.

Разрастаясь, белые вены трещин тянулись все дальше, пуская тонкие ответвления.

Вулканообразный вопль, вырвавшийся у меня из груди, превратился в безнадежный стон разочарования. Снова ударив ногой по заледенелому барьеру, отделяющему меня от живой воды и родного дома, я услышала резкий хруст, сопровождающийся жутким звуком. Когда он эхом разнесся по безмолвному лесу, я оцепенела. Но спустя секунду захотела услышать снова.

Словно отвечая на мою невысказанную просьбу, неземной звук, похожий на бренчание музыкального треугольника при ударе металлической палочкой, повторился вновь. В полной растерянности я опустила руки, истекающие теперь кровью.

Замерев на месте, я ждала, когда этот зловещий звон прекратится.

Но если я не двигалась, тогда откуда исходит… Подняв глаза, я все поняла.

Он стоял на льду на расстоянии тридцати футов и смотрел на меня своими крошечными огоньками, сияющими из глубины серебряной маски, которая мерцала лазурным в полумраке. Он взбудораженно отбросил свой плащ, спадающий с плеч темно-малиновой фигуры, которая на фоне заснеженной местности блестела ярче алой крови, размазанной по его груди.

Когда воцарилась мертвая тишина, я поймала на себе его разъяренный взгляд и осознала, что жуткая музыкальная симфония исходила от… него.

Теперь я слышала лишь свое прерывистое дыхание и металлический стук сердца, выпрыгивающего из груди.

Как он так быстро узнал, где я? Мог ли Эрик куда угодно перемещаться по щелчку пальцев?

Он выглядел совершенно спокойным, а вокруг него не было ни единого морозного облака, намекающего на скорый апокалипсис.

Стараясь не сводить с него испуганных глаз, я бросила камень и, прижавшись руками ко льду, поднялась с колен. Медленно, под аккомпанемент стонущего льда, я обернулась.

– Не надо, – сказал он.

Но как только наши взгляды встретились, тонкий лед треснул.

Затем он скрылся из виду и, как театральный занавес, забрал вместе с собой весь живой мир.