Вглубь страны?… В Наньдао действительно был порт, но с какой это стати японцы станут их увозить из Шанхая? Джим смотрел, как ярдах в пятидесяти от него бродит по отмели миссис Винсент. Отыскав достаточно чистый, с ее точки зрения, участок поверхности, она набрала в котелок воды для сына и мужа. Доктор Рэнсом умудрился найти добровольцев среди сидевших неподалеку от грузовиков мужчин и организовал живую цепочку, которая передавала от канала к больным ведра с водой.

Джим покачал головой, озадаченный этой совершенно бесполезной тратой сил. Если японцы и в самом деле собираются эвакуировать их вглубь страны, то цель может быть только одна: перебить заключенных так, чтобы этого не заметили американские летчики. Он слышал, как плачет в жухлой траве жена инженера из «Шелл». Солнечный свет как будто электричеством зарядил неподвижный воздух над каналом: плотная аура голода, которая раздражала сетчатку и живо напомнила ему о люминесцентном гало, которое осталось от взорвавшегося в воздухе «Мустанга». Эта мертвая земля загорелась от горящего тела мертвого американского летчика. Если они все умрут, это будет только к лучшему; тогда их жизни подойдут, наконец, к логическому завершению, которое ясно обозначилось еще тогда, когда «Идзумо» потопил «Буревестник» и когда британцы сдали Сингапур практически без боя.

А может быть, они уже давно умерли? Джим откинулся на спину и стал считать пылинки, парящие в лучах солнечного света. Эту простую истину каждый китаец знал с самого момента своего рождения. Если британские заключенные тоже свыкнутся с ней, им больше не нужно будет бояться путешествия к месту их общей смерти…

— Миссис Филипс… я тут подумал насчет войны. — Джим перекатился на бок Он хотел было объяснить миссис Филипс, что она уже мертва, но старуха миссионерка уснула. Джим окинул взглядом ее закатившиеся глаза, ее открытый рот со сломанной искусственной челюстью внутри. — Миссис Филипс, нам больше нечего бояться…

Сквозь пыль ударили фары. Жандармская штабная машина тронулась с места и покатила по дороге. Вниз по насыпи пошли японские солдаты, они поводили дулами винтовок и жестами велели заключенным подниматься. Грузовики в хвосте колонны также завели моторы. Люди начали карабкаться вверх, обратно на дорогу, волоча за собой детей и вещи. Другие так и остались лежать в примятой траве, не желая покидать этот безмятежный солнечный берег.

Джим лежал на боку, удобно устроив под голову локоть. От съеденной картофелины его клонило в сон: звуки бомбежки и голоса английских женщин казались невероятно далекими. Он смотрел на траву и пытался прикинуть, с какой скоростью растут ее листья — по восьмой доле дюйма в день, одна миллионная мили в час?…

Потом он заметил, что в траве, совсем рядом с ним, стоит японский солдат. На берегу осталось лежать около сотни заключенных, остальные уже успели взобраться наверх и выстроились в колонну, вслед за штабной машиной. Вокруг Джима лежало еще несколько человек. Миссис Филипс по-прежнему мертвой хваткой вцепилась в ручки своего саквояжа; с другой стороны тихонько всхлипывала женщина из блока D, а муж держал ее за плечи.

У японского солдата к щетине вокруг рта прилипли несколько рисинок Он молча глядел на Джима и прикидывал про себя, сможет ли Джим идти, а рисинки тем временем шевелились, как вши. Такое выражение на лице японского солдата Джим уже видел раньше, в шанхайском фильтрационном центре, но в первый раз в жизни ему было все равно. Он останется здесь, у неспешно бегущей воды, и поможет миссис Филипс искать Бога.

— Вставай, Джим! Тебя все ждут!

Вниз по насыпи неверным шагом брела изнуренная мужская фигура. Мистер Макстед поклонился и улыбнулся японскому солдату так, как будто встретил старого знакомого. Он упал в траву рядом с Джимом и потянул мальчика за плечо.

— Ты молодец, Джим. Нам пора идти в Наньдао.

— Они все равно увезут нас вглубь страны, мистер Макстед. Я с таким же успехом могу остаться и здесь, с миссис Филипс.

— Мне кажется, миссис Филипс просто нужно чуть-чуть передохнуть. Там, в Наньдао, нас ждет наш паек, Джим. И ты должен показать нам дорогу.

Подтянув шорты, мистер Макстед еще раз поклонился японскому солдату и помог Джиму встать на ноги.

Колонна, шаркая ногами, тронулась с места, вслед за штабной машиной. Джим оглянулся на откос, на котором осталась сотня — или около того — заключенных. Солдат облизывал рисинки с верхней губы, миссис Филипс лежала у его ног в желтеющей жухлой траве, над женщиной из блока D на коленях стоял ее муж. Другие солдаты бродили по откосу, перешагивая через лежащих людей: винтовки они закинули за спину. Может быть, они остались, чтобы чуть погодя помочь миссис Филипс и прочим добраться до Наньдао?

Это вряд ли. Джим вычеркнул из головы миссис Филипс, перехватил поудобнее свой деревянный ящичек и стал глядеть перед собой на дорогу, стараясь попасть ногой точно в след бредущего впереди человека. Мистер Макстед снова отстал. Короткий отдых на берегу канала утомил всех пуще прежнего. В полумиле от моста, возле сгоревшего грузовика, дорога на Наньдао поворачивала под прямым углом к каналу и шла дальше по гребню насыпи между двумя рисовыми полями. Процессия остановилась. Заключенные, покачиваясь, стояли на солнцепеке, а японцы молча смотрели на них, не делая никаких попыток поторопить или перенаправить шествие. Потом подошвы деревянных башмаков зашаркали о дорогу, и колонна двинулась дальше.

Джим оглянулся на выгоревший скелет грузовика — и поразился множеству чемоданов, оставшихся лежать на пустой дороге. Выбившись из сил, заключенные попросту роняли вещи, без единого слова, и шли дальше. На залитой солнцем дороге остались лежать чемоданы и корзинки, теннисные ракетки, молоточки для крикета и узлы маскарадных костюмов: как будто вдруг исчезла проезжая партия отпускников, растворившись в синем небе.

Джим покрепче перехватил коробку и ускорил шаг. У него столько лет не было ни единой вещи за душой, и теперь он не собирался расставаться с нажитой собственностью. Он подумал о миссис Филипс и об их последнем разговоре у солнечного канала: место куда более приятное, чем лагерное кладбище, обычный фон их разговоров о проблемах жизни и смерти. Это был очень добрый поступок со стороны миссис Филипс — отдать ему свою последнюю картофелину; и тут он вспомнил о своих сумеречных — в полубреду — мыслях о том, что он уже умер. Нет, он не умер. Джим с трудом переставлял ноги, тяжело опуская подошвы туфель в пыль, и поражался собственной слабости. Смерти, старухе с перламутрово-бледной кожей, почти что удалось сманить его с дороги одной-единственной сладкой картофелиной.

Всю вторую половину дня они шли на север по долине реки Хуанпу, сквозь лабиринт ручьев и ирригационных каналов, прорытых между рисовыми полями. Аэродром Лунхуа остался позади, а многоэтажки Французской Концессии, похожие на огромные рекламные щиты, маячили в ярком августовском солнце все ближе и ближе. В нескольких сотнях ярдах справа от них текла коричневая Хуанпу, над поверхностью которой там и здесь торчали на отмелях остовы потопленных патрульных катеров и моторных джонок.