Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Третья сторона монеты
Вот представьте, мастерили вы сантиметр — то есть аршин для измерений. Меряете им ценность других вещей. И вдруг он, этот аршин, обретает самостоятельную какую-то жизнь, помогает вам менять одну вещь на другую и сам становится почему-то самой ценной, просто сверхценной вещью… Конечно, в реальности все было как-то иначе (хотя никто до конца не уверен как). Но, возможно, наоборот, некие протоденьги (куны, например) нашли себе удобного для хранения, транспортировки и обмена заместителя в лице модного среди знати украшения, и это, конечно, было золото (или в каких-то случаях — серебро (см. главу «Люди гибнут за металл?»)). И вот этот никому особенно не полезный сам по себе металл (разве что блестит) вдруг, по щучьему какому-то велению, становится и измерителем всех других стоимостей, этаким универсальным аршином! И еще — заместителем всех, абсолютно всех, без единого исключения, других товаров. И тем самым как бы самым желанным сверхтоваром. Причем никто не знает, отчего это вдруг случилось, никто этого специально не изобретал, а как-то вдруг эдак само вышло. И с тех пор деньги, принимая все более абстрактные, все более замысловатые, даже странные формы, развиваются вместе с человечеством. Сначала золото находит себе еще более удобного заместителя — бумажные деньги. Те, в свою очередь, заместителя себе — записи в банковских книгах, чек становится платежным средством. Их, в свою очередь, замещает пластик, а его — электронные деньги… И это, конечно, еще не конец процесса, хотя мы пока себе даже и представить не можем, что последует дальше. Одни биткоины чего стоят… (А впрочем, может быть, криптовалюты — это и ложный путь, ведущий в тупик, или репетиция чего-то другого? Никто не знает ответа на сто процентов, есть лишь более или менее правдоподобные гипотезы.)
Но и то, что уже реально случилось, мы не до конца понимаем — большое видится на расстоянии. Например, одно появление единой евровалюты чего стоит! Думаю, что мы не в состоянии пока полностью оценить колоссальное значение этого события в истории нашей цивилизации. Как и не уверены до конца, не кончится ли провалом этот удивительный эксперимент. Чего-то подобного можно было теоретически пытаться достичь через большую войну, массовое насилие, страдания и широкомасштабное порушение, уничтожение стоимости. То есть, представляете себе, прорыв линии Мажино, оккупация Парижа, введение оккупационной валюты… Концлагеря и всякие кошмары, а в итоге — все равно крушение всего проекта, никакой интегрированной европейской валютно-финансовой системы. Единственный раз, когда некое бледное подобие такой системы все-таки было создано, так это во времена Александра Македонского, и то система та была основана на грубой силе, на лезвиях македонских мечей и, разумеется, долго не продержалась.
А теперь вот она, голубушка, достигнута без войн и ужасов (если не считать огорчения евроскептиков). И новая эра в истории денег начинается, и куда она заведет, неизвестно. Экономисты поначалу отнеслись к проекту скептически. Потом наступил период эйфории, вошли в моду прогнозы, предрекающие объединение доллара, евро и иены в одну, всемирную супервалюту. Некоторые уверяли, что это произойдет уже в ближайшее время, к середине нашего века. Потом, когда случился первый (назовем его условно «греческим») кризис еврозоны, то и обыватели, и многие экономисты ударились в другую крайность: пошли разговоры, что евро обречен. Как будто такое огромное, небывалое, сверхсложное предприятие могло происходить без сучка и задоринки. Решусь и на свой личный прогноз: вопреки всему евро уцелеет, но на его пути будет еще немало западней, ям и колдобин. Правда, должен признать, очередной непредвиденный «черный лебедь», вернее, крохотный, невидимый глазом, рогатый вирус поколебал мою уверенность. Это уже не колдобина, это пропасть, в которую мы все то ли сползаем (лучший вариант!), то ли стремительно падаем (худший). Соберем ли кости, сохраним ли остов современной экономики? Надежда есть, но не уверенность.
Экономисты, конечно, нужны, они могут сделать важнейшую работу — помочь вот этому самому «собиранию костей», когда мы достигнем дна. Но пророков из них не получается, да и не надо требовать от людей сверхчеловеческого. Может, квантовый компьютер научится прогнозировать экономическую конъюнктуру? Но когда еще удастся его создать… Впрочем, это уже тема отдельной книги: «Будущее экономики и квантовая механика».
Известно точно одно: в любом случае главные качественные особенности денег никуда не денутся, как бы они ни назывались, деньги останутся деньгами. У них по-прежнему будет две стороны: с одной стороны, они превращают качественное в количественное (высокое — в низменное, и это вроде бы плохо, аморально, на это всегда напирал марксизм). Но с другой стороны, они вносят объективный смысл в человеческое поведение, придают ему конкретность, отдают должное человеческому труду, дают способ его измерить и, как ни странно, освобождают его от первобытного хаоса как минимум. (Правда, как выясняется, свобода от чего-то одного — это всегда зависимость от чего-то другого.) Мало того, теперь уже понятно, что деньги — это некий цемент, связывающий, скрепляющий, удерживающий вместе человеческое общество. Цемент далеко не совершенный, действующий грубовато, допускающий то и дело структурные искажения, дающий трещину… Но ничего другого и близко пока не появилось, а попытки заменить этот волшебный клей чем-то другим, например государственным насилием, окончились провалом. Но есть у этой монеты, кажется, как ни странно, некая третья сторона!
Экономика — это логика ограниченных ресурсов. Деньги, как полномочный представитель реальной экономики, как ее адекватное отражение, тоже обязательно должны быть ограничены в размерах. Только тонкий вопрос — до какой степени? Судя по всему, они должны как бы забегать вперед, давать некий люфт — подтаскивать за собой экономику, толкать ее