— Все равно.

Она вздохнула.

— Ладно. Постараюсь как можно проще.

— Это потому, что я — бесчувственная, неполиткорректная дубина?

— Потому, что все это чертовски запутано.

Хилари махнула официанту и выразительно указала на свою чашку, состроив мину «можно добавки?», как в «Оливере Твисте».

— Если не хочешь, можешь не рассказывать.

— Да нет, просто ты сидишь тут, высунув язык, будто вуайеристка какая.

— Извини.

— История со мной и Натали ничуть не пикантнее, чем история с тобой и Лаймом.

— Догадываюсь, — кивнула я.

— Просто впервые за целый год кто-то ухаживал за мной, кто-то заботился обо мне, понимаешь?

— Угу.

— Я никогда не думала, будто Натали — любовь всей моей жизни, а она не думала так обо мне. Но вот что я тебе скажу: быть с женщиной… — она кивнула, словно соглашаясь сама с собой. — В этом есть все преимущества…

— Хм-м.

— Это вовсе не та чушь насчет секса, хотя все только об этом и говорят.

— Я об этом не думала.

— Впрочем, если хочешь знать, нам было неплохо.

— Ну, об этом я не спрашивала.

Официант принес кофе, и Хилари кивком поблагодарила его.

— Когда двое в постели и у каждого словно знак «ученик за рулем», тогда все становится как надо. Чувствуешь себя как на празднике.

— Лучше, чем притворяться, будто знаешь, что делаешь.

— Вот именно, — согласилась Хилари. — Да еще с каким-нибудь типом, у которого не жизнь, а сплошные «Девять с половиной недель».

— Вот-вот.

— Ну да. Вот так. Не знаю, то ли луна была на небе, то ли мы что-то такое выпили… Или просто она все время на меня смотрела…

— Вот чего я не понимаю… — начала я.

— Чего?

— Почему я не вписываюсь в политкорректность каждый раз, когда заговариваю на эту тему?

— Не будь параноиком.

— Так вот, я не понимаю, почему именно она? Я понимаю, почему это вообще, но…

— А ты поставь себя на мое место.

— Это как?

— Представь, что я тебя спрашиваю: почему именно Лайм? Почему именно Дэн? — В голосе Хилари зазвучали покровительственные нотки. — Гетеросексуальность — это понятно, но почему именно Дэн? Ты же сама говорила, что он скотина из Личхардта.

— Я влюбилась в него.

— Ага, и на небе светила луна, или вы что-то такое выпили.

— Ладно, все. Дошло. До меня дошло.

— Вот и хорошо.

Наступила пауза. Долгая пауза. Дольше, чем когда Хелена Четтл приносила клятву у алтаря.

— Я тут искала квартиру на паях в прошлый уикенд.

— А чем тебя не устраивает отдельное жилье?

— Это мне не по карману.

— А-а…

Как и все работающие небездельники, Хилари забыла, что через месяц мы с Роджером окажемся на содержании у государства, а значит, об особняках Дарлинг Пойнта можно пока не мечтать.

— Посмотрела несколько домов — ничего хорошего.

— Сказала бы мне.

— Зачем?

— Та моя смешная соседка снизу съезжает, — объяснила Хилари. — Освобождается комната. Недорогая и вонючая.

— Ох… Очень вонючая?

— Ну, ее же можно выскоблить.

— И сколько?

Хилари назвала цену — чуть больше, чем запрашивал куриный паштетник.

— А посмотреть успеем?

— Н-не знаю. Если только на полной скорости туда и обратно. Мне надо на работу, забыла?

— А ты что-нибудь против имеешь?

— А как быть с домом в Чиппендейле?

— За это не беспокойся. Туда еще миллион человек заявится.

Мы расплатились по счету и ушли. Машина у Хилари устроена так, что чем быстрее она едет, тем громче шумит. Как в самолете. И на ремне безопасности, как обычно, не работала застежка.

— ТАК ТЫ ЧТО, РАЗОЗЛИЛАСЬ НА СВОЮ МАМОЧКУ? — орала Хилари, перекрывая рев автомобиля.

— НЕТ, Я РАЗОЗЛИЛАСЬ НА ДЖОДИ! — прокричала я в ответ.

— А, ИЗ-ЗА ФИЛЬМА! — вопила Хилари. — А КАК БЫТЬ С БИЛЛОМ?

— НИКАК! Я ЗАБЫЛА О НЕМ!

Это все, что у нас получилось на такой громкости; но вот наконец машина вылетела на нужную улицу.

«Вонючая комната» пряталась в самом углу первого этажа. Рядом находился чулан, так что здесь, возможно, когда-то ютился сторож.

Хилари постучала. Дверь открыла смешная женщина в бирюзовом стеганом халате и в желтых тапочках, которые когда-то, видимо, были белыми. Она смотрела шоу Опры. Бедняжка.

— Я слышала, вы съезжаете.

Таким сладким голоском Хилари разговаривает с родителями в библиотеке.

— Да, переезжаю к племяннику.

— Ой, как хорошо. Моя подруга Виктория спрашивает, нельзя ли взглянуть…

— Конечно, проходите.

Мы вошли и втроем заняли всю комнату целиком. В клетке два неразлучника почему-то клевали колготки — от них, наверное, и воняло; на полу возле двери в туалет валялась не одна, а целых три щетки для унитаза.

Просто поразительно, что подобная конура может сойти за приличное жилье в Сиднее; я выпалила «согласна», прежде чем сообразила, что обращаться с этим надо совсем не к женщине в бирюзовом халате.

— У вас есть номер вашего агента? — спросила Хилари. — Или это тот же агент, что и у меня?

Смешная женщина подтвердила, что так и есть, и мы, пробормотав какие-то извинения, поднялись наверх к Хилари.

— Вот такой буду я через двадцать лет, — прошептала я Хилари, пока та отпирала дверь.

— Не будешь.

Я уселась на тахту, скинув Вирджинию Вулф, а Хилари поставила кофе на плиту.

В ее квартире я не была целую вечность. На полу, там, где обычно валялись журналы, теперь лежала какая-то феминистская дребедень, но никаких других признаков «Женского кружка» я не заметила.

— Так ты согласна? — спросила Хилари.

— Я у этой комнаты на часах стоять буду.

— Эти щетки для унитаза…

— Ими рисовать можно.

— Я то же самое говорила, когда сюда въезжала.

Она была права. Если я поселюсь в квартире той смешной женщины, она останется такой же, как и была, только плюс еще несколько постеров, занавеска с танцующими улитками и Роджер. Ну и немножечко мистера Шина.

— Она уедет только в конце недели, так что объявления пока еще не давали, — прикидывала Хилари.