Я не знаю, что и думать. Неужели этот невинный, по сути, жест, со стороны Толика, так разозлил его, что он даже говорить не может.

Новую попытку заговорить я предприняла в лифте, когда он стоял ко мне своей широкой спиной. Я потянулась и легко коснулась его плеча.

— Назар, поговори со мной, — попросила я, почувствовав, как он напрягается от моего прикосновения.

— Что ты хочешь услышать? — он слегка обернулся, мазнув по мне тяжёлым взглядом. Я даже вздрогнула.

Лифт долетел до этажа и раздвинул створки. Он вышел, а я так и не успела ответить, потому что и не знала, что я хочу услышать, желательно хоть что-то, чтобы прояснить ситуацию.

Но Назар шел, не оглядываясь к дверям квартиры, а я замерла в лифте. И только когда он открыл дверь, Назар всё же обернулся.

— Пожалуйста, зайди в квартиру, — проговорил он, хмуро разглядывая мою застывшую фигуру.

— Назар, я не понимаю… — я сделала шаг.

— Зайди в квартиру, Вика, — всё так же спокойно, проговорил Назар. Но тяжёлый взгляд, говорил, что он, мягко говоря, не в настроении.

Капризничать далее не было смысла. В конце концов, он взрослый мужчина, и уговаривать его я больше не стану.

Назар зашел следом, закрыл дверь, ввёл код на панели безопасности, и прошел мимо, опять молча.

Я скинула туфли и поплелась следом, совсем подавленная его поведением.

— Ложись спать, я ещё поработаю, — обронил он, не оборачиваясь, и ушёл в кабинет.

26. «Новая реальность»

Назар сидел на террасе. Развалился в кресле, кутаясь в тёплый плед, и курил, вглядываясь в далёкие огни.

Он не включил свет, хотя и планировал полазить в движке Харлея, чтобы хоть немного отвлечься, занять голову другим. Но по итогу заткнул уши наушниками, врубил музыку, и уставился во тьму.

Никотин насыщал кровь, успокаивал.

Был уже второй час ночи, а Назар всё никак не мог уснуть.

Сперва он действительно занялся делами, проштудировал отчёты, потом изменил расписание, созвонился с Ириной, потом ещё пара моментов, требующих его внимания. И всё это время он ждал, что непослушная Птичка переступит порог, начнёт выяснять отношения, задавать вопросы…

Но Вика послушалась его, и когда он наконец вышел из кабинета, мирно спала, правда, как-то сиротливо съёжившись на своей половине.

Он смотрел на её фигурку накрытую одеялом и боролся с желанием подойти, встряхнуть её, и заставить отвечать за этот, по сути, нелепый жест, этого её одногруппника.

Но как Назара взбесила эта ситуация!

Когда он увидел руки чужого мужчины, обнимающего его Птичку. Он готов был учинить расправу прямо там. Только растерянный вид Вики немного остудил его.

В нем настолько взыграла ревность, что он сперва вообще никого не видел и не слышал, только прижал её к себе, словно зверь, полагаясь на запах, вдыхал, пропитывался её теплом и мало-помалу успокаивался, даже вёл беседу.

Птичка прижималась к нему, укрощала своим теплом, умиротворяла его с этим миром, но как только отвлекающие факторы исчезли, он снова окунулся в эту муть.

Снова почувствовал горечь во рту. Невозможно забыть то острое чувство потери, когда он наблюдал, как её лапал другой мужик. Нельзя откинуть желание рвать зубами за свою самку, за свою женщину. Не уйти от этого помрачения, потому что он с ума сойдет, если потеряет её, и его накрыло.

Накрыло таким осознанием пропасти. Такой неосознанный страх, от того что он теряет себя в ней.

Опять, как тогда после первой их ночи, ему захотелось бежать со всех ног от неё, и в то же время, он понимал, никуда бы он не смог скрыться от неё. Она была в нём. Полностью захватила его разум, поработила его. Жизнь без неё казалась Назару настолько тусклой и безрадостной, что хоть волком вой. Ему как самодостаточному человеку, сильному мужчине, привыкшему встречать все проблемы лицом к лицу, это её власть над ним казалась настолько инородной, ненормальной, и признавать её было сложно.

И он молчал, пытался осознать сей факт, совладать со своими эмоциями, придти хотя бы в мыслях к чему-то. И возможно задевал её, ведь Вика не понимала его, обижалась на скупость эмоций. Но как не парадоксально звучало, ему было не до неё, хотя причиной его раздрая была именно она. Завладела им полностью. Оккупировала. Проросла.

Как же он так попал, что даже в мыслях, она не отпускает. Ведь это ненормально, так хотеть другого человека, так жаждать его. Не иметь возможности представит себе жизнь без неё…

Его щеки касаются теплые пальцы, и он выныривает из своих дум, поднимает глаза.

Птичка стоит рядом поджимает голые ножки. На ней шелковая сорочка, и от прохлады ночи, её кожа покрывается рябью, и она дрожит. А острые пики сосков, тут же привлекают его внимание. Они бесстыдно топорщатся под тонкой тканью, прямо перед его лицом, и он чувствует нарастающее желание, подстёгнутое паршивым настроением. Низ живота тяжелеет, а во рту разливается её вкус. Ему даже трогать её не надо, касаться, просто смотреть, и тело воспроизводит её вкус, который навсегда запечатан в его памяти.

Назар тушит сигарету, и сгребает Птичку в свои объятия, накрывает пледом, прижимает холодное тело, и гладит, разогревая кожу. Она сжимается в его руках и утыкается в грудь носом, жадно вдыхает его аромат, и они затихают, соединенные вместе. И тугая пружина, которая всё это время стягивалась внутри Назара, вдруг ослабевает, не выстреливает, потихоньку разжимается. Он выдыхает и понимает, что возможно он загоняется, потому что вот она рядом в его руках, теплая и послушная.

Его. Только его.

Вика вытягивает из его уха один наушник и вставляет в своё ушко. Начинает подпевать, узнав песню. Мурлычет, уткнувшись носом в его шею, и приятно щекочет губами кожу. Назар тоже поёт, собирает её аромат, вдыхая его с её макушки, и гладит уже тёплую кожу.

Вика водит пальчиком по его подбородку, спускается ниже, к разлёту ключиц, и снова возвращается, и тихо мурлычет слова песни.

И он дуреет от нежности, от этой мягкости и сентиментальности.

От неё.