— Ну, нет, мохнатик, это без меня!

Плаваю я прекрасно, но хотелось бы где-нибудь потеплее.

Зависимость…

Мне нравится заниматься любовью с Палачом Оустиллом, нравится сидеть у него на коленях, молча любуясь мягкими красками догорающего вечернего неба, нравится смотреть, как он аккуратно и неспешно ест, даже будучи голоден, нравится, как он пахнет, как он смеется, как играет с волкодавом, как ворчит из-за каких-то житейских мелочей вроде складок на постели.

Конечно, это только зависимость, и больше ничего. Я уверена. Иначе не может быть.

То, что мне предстояло в ближайшее время, как-то сбрасывало с небес на землю, хотя вовсе не являлось каким-то сюрпризом. Оустилл в первый же вечер пребывания на вилле откровенно пояснил про «вывеску мужского тщеславия». Как ни крути, он — победитель, я — трофей… То, что эта публичная демонстрация преследовала двойную цель, я тоже не сомневалась.

Красивый и жесткий ход в духе Темных: без всяких камер и репортеров «подкорректировать» общественное мнение относительно нынешнего положения госпожи Барнетт. Не в тюрьме-с, как видите. В вечернем платье-с, на светском рауте, вместе с хозяином. В тех самых блестящих наномеханических штучках, которые Темные надевают на своих женщин, независимо от их расовой принадлежности…

— А другие девушки?

Эльф покачал головой. Нет, только я…

Когда Оустилл перед зеркалом надевал на меня колье, как бы невзначай поглаживая пальцами или целуя в шею, я не могла удержаться, спросив:

— Твоя прислуга носит такое же?..

Тонкий золотой обруч лег на ключицы, моментально лишившись своего веса: дроу уже воспользовался маленьким пультом, активировав наномеханику, а потом поймал мой взгляд в зеркале. Никаких запирающих устройств на колье и браслетах нет, но снять их теперь невозможно, пока не будут отключены…

Когда Дэй использовал подобную дико дорогую мишуру в сексуальных играх, я даже представить не могла, что буду вынуждена надеть все это совершенно по другой причине — как знак несвободы.

— Вся прислуга женского пола у меня приходящая, Dearg, — нимало не смутившись, ответил полковник, — стану я заниматься такими глупостями!

Он внимательно осмотрел меня с головы до ног, поправил одну из прядей волос над левым ухом (опять не по Уставу?!), застегнул молнию на платье.

— Что, рассматриваешь вывеску тщеславия? — нервно усмехнулась я. — Может быть, красный костюмчик со штрихкодом был бы более уместен?!

— Не ерничай и не дерзи хозяину. — Непрошибаемый Оустилл вынул из кармана ключи от машины. — Едем, мне надо переодеться, чтобы соответствовать такой красивой вывеске…

Последствия землетрясения в Эдинбурге уже были максимально устранены, все-таки столица государства, здесь не станут мелочиться и тянуть с восстановлением, как это было, например, в Бреморе. Как ни грустно, но приходится признать — крупные строительные фирмы очень неплохо зарабатывают на таких вот последствиях.

Утром Оустилл сообщил мне, что вчера ночью тряхнуло север Ирландии, а следом, как по заказу, Алтай на территории Светлых эльфов, — там находится их главная Точка Сопряжения. Разрушений и жертв было много.

Полковник (приоделся хоть куда, впору самому работать вывеской!) заметил, в очередной раз выказав удивительную способность настраиваться на те же мысли, что и я сама:

— Подобные бедствия любят частные медицинские и фармацевтические корпорации!.. Чем больше пострадавших — тем выгоднее с точки зрения затрат на лечение. В таких случаях за все платит государство — за тех, кто не имеет дорогой медицинской страховки, и страховые компании — за тех, кто обзавелся не слабым таким полисом, куда включен пункт об устранении ущерба здоровью, нанесенного очередным детищем Сопряжения…

Больше мы ни о чем не разговаривали. Я чувствовала, как опять начинают стучать мои собственные зубы, а Палач смотрел на дорогу, будучи за рулем. Тем не менее, его слова почему-то заставили меня задуматься. Где-то я уже об этом слышала, о выгоде на чужой беде и о необходимости научиться предсказывать «отрыжку» Сопряжения, но вот где и когда?! Скорее всего, от папы. После трагедии в Бреморе, где в одночасье погибло много людей и эльфов…

Все, приехали. Я помню, дроу не выносят, когда дама выскакивает из машины, не дождавшись открытия двери, да к тому же, Оустилл сделал мне внушение, когда увозил с гауптвахты. С каким удовольствием я бы даже осталась наедине с волкодавом, наглаживать ему мохнатое пузо или вычесывать шерсть!.. Этот плюшевый монстр при каждом удобном моменте подходил, чтобы приласкаться, положить мне голову на колени, тыкать своим холодным носом в лицо. Конечно, я же не трясу его за ошейник и не ругаюсь, как некоторые!

Но — нет. Надо идти.

Я смотрела прямо перед собой, не видя ничего и никого вокруг. Собственно, внушительную часть обзора заслоняла широкая спина моего спутника, за которым я и топала в качестве то ли трофея, то ли вывески тщеславия. Здесь много народу. Разумеется, никто из этих эльфов в смокингах или эльфиек в шикарных нарядах не пялился на меня в открытую, но я как будто чувствовала (или воображала себе?), что меня буквально пронзают взгляды. Не исключено, что во многих могла быть неприязнь в разной степени: от раздражения до ненависти…

Что-то оказалось у меня в руке: я машинально взяла предложенный бокал с шампанским, но так и несла, не пригубив. Оустилл говорил мне ранее о нюансах темно-эльфийской культуры, но факт остается фактом… Меня предъявили эльфам, как игрушку полковника, не опасную более ни в какой мере — никогда и никому.

В роскошных залах огромной оранжереи было достаточно воздуха, но мне как будто его недоставало.

Неожиданно произошло то, чему я не просто удивилась, а даже растерялась.

Палач Оустилл притормозил, и… вот уже я держу его под руку, идя рядом?! А ведь нюансы высшего света у эльфов таковы, что установленные тысячелетиями и неписаные правила нарушать не просто нельзя! Сделавший это становится аутсайдером. И если минуту назад на полковника смотрели благосклонно (как же, разобрался с мятежниками, какой молодец), то теперь, когда он вел свою наложницу под ручку, что-то шепча на ушко (утверждая, что это сделано сугубо для контроля за степенью моего опьянения), благосклонные взгляды представителей высшей касты превратятся в чистый, ничем не разбавленный яд.

Разумеется, Оустилл это знал, но… все-таки сделал то, что сделал, за что я была ему дико признательна, ибо вновь обрела способность дышать с легкостью и частично воспринимать происходящее вокруг.

В конце концов, я выдержу вечер в браслетах и ошейнике, раз уж милорд Киган Оустилл решил поступиться своей репутацией!

Я не успела завершить благодарную фразу, ибо не замедлил появиться первый ядовитый взгляд. И для меня он стоил он многих других, потому что принадлежал не кому-нибудь, а Дэю.

Кроме непередаваемо жуткого взгляда, необходимо было отметить еще две детали…