— Ну, завтра так завтра. Ой, а какое сегодня число? Я имею в виду, когда нам уезжать?

— Ещё шесть дней осталось, успокойся.

Оксана и не подозревала, что Володя сегодня снова её покинет. Дома начала ласкаться, сеанс стриптиза устроила.

Как всегда, в самый неподходящий момент объявился Пётр.

— Машина у дома, даю минуту.

Володя оделся за десять секунд.

— Не переживай, я скоро, — бросил он на ходу Оксане.

Мотор уже работал, и не успел Володя закрыть за собой дверцу, как машина рванула с места.

— Шпана толкается у дома, полагаю, ждут полной темноты.

Темнело в Ялте быстро. Солнце доходит до горизонта, и возникает ощущение, что оно тонет в воде. И сразу — темно, как это бывает в горах.

— Они на машине приехали. Двое тебе уже знакомых болтаются на улице, осматриваются. Машина в переулке стоит, наши уже приглядывают — они в белом микроавтобусе «Форд».

Многие отдыхающие, особенно из соседних областей, приезжали на своём транспорте и оставляли машины во дворах хозяев, а то и на улице, номера можно было увидеть самые разные, даже с Урала, поэтому присутствие микроавтобуса блатных не насторожило.

Запищала рация.

— Седьмой, двое наблюдаемых перелезли через забор. Полагаю, началось.

— Блокируйте машину, водителя изолировать.

— Понял, конец связи.

«Десятка» въехала на улицу, где жил Мартьянов. В переулке стояла «Калина» с тонированными стёклами, возле неё — микроавтобус. Никаких движений, никакой борьбы.

Пётр пристроил машину впереди «Калины», подошёл к «Форду» и отодвинул дверь: на полу микроавтобуса лежал человек в наручниках.

— Володя, он ваш.

Из микроавтобуса стали выпрыгивать люди в чёрном и с оружием в руках. Остались только двое сотрудников — водитель и конвоир.

Володя уселся рядом с задержанным — мысли у того в голове просто бушевали.

«Я же ничего не успел сделать… Нас кто-то предал? И на ментов эти, в чёрном, непохожи. Хотя у русских не поймёшь, даже название — полиция. Если Червя и Буру повяжут, скажу, в первый раз их вижу. А не пахан ли нас сдал? Хотя зачем ему? Он же сам нас на этого терпилу навёл. Неделю эти двое за ним ходили, спрашивается, зачем? Курортников полно, за это время в карты обыграть, а то и ограбить нескольких можно. А потом слинять куда-нибудь — в ту же Керчь. А что это за мужик в цивильном рядом со мной сидит, глаза прикрыл? Следак?»

Пока у водителя не было ни одной ценной мысли, полезной информации для следствия, и Володя решил ускорить процесс.

«Ты сам-то кто?»

Водитель дёрнулся.

«А… кто в моей голове говорит?»

«Совесть твоя проснулась!»

«Не может быть!»

«Как зовут пахана, где живёт?»

«А вот чёрта лысого скажу!»

«Мучиться будешь!» — Володя напрягся.

Водитель уголовников задёргался, замычал.

— А, голова раскалывается! — явственно произнёс он.

— А хоть бы и раскололась, невелика потеря! — ответил конвоир.

Водитель завыл в голос, и спецназовец удивленно спросил:

— Чего это с ним?

— Муки совести одолели. Покаяться хочет, подельников сдать, — усмехнулся Володя. — Не будет говорить — парализует. В суд-то, может, и не попадёт потом: кто в зоне за ним ухаживать будет? Под себя гадить будет, так в дерьме и умрёт.

Водитель, хоть и тёртый был мужик — две ходки за спиной, струхнул. Слова Володи вкупе с головной болью — просто дичайшей — оказали воздействие. Он понял, что головная боль не сама появилась, что её вызвал вот этот непонятный молодой мужик.

— Спрашивай, — простонал он.

— Ты уже слышал вопрос в своей тупой башке.

— Ах ты, сволочь!

Володя усилил воздействие, и водитель закричал от боли, засучил ногами.

— Ещё раз крикнешь — прикладом зубы вышибу и рот твой поганый кляпом закрою, — пообещал силовик.

— Так сил нет терпеть…

— А ты подчинись. Глядишь — цел останешься.

— Вы откуда? — Лицо водителя исказилось от боли.

— От верблюда.

На задержанного надо было давить морально, чтобы он сломался.

— Или ты, шестёрка, отвечаешь, или глаза от боли вылезут. Считаю до двух. Раз…

— Гарбуз у него погоняло. Не местный он, из Херсона. Сейчас обретается на Приморской. Номер дома не помню, но показать могу.

— К кому Червь и Бура пошли?

— Не знаю таких.

— Чёрт с тобой. Всё равно расскажешь, когда глаза от боли как у рака будут. Думаю, подельники твои посговорчивее будут. — Володя вышел из «Форда».

Водитель — человек никчемный, его используют втёмную. Знает он мало, в детали не посвящён, в «молчанку» для форса играет. Но ничего, помучается — всё расскажет.

А на улице, у дома Мартьянова, происходили события. Перелезшие через забор Бура и Червь направились к дому фигуранта — собаку они не боялись. Ещё вечером они перекинули через забор кусок мяса, пропитанный снотворным.

Цербер был зол, туп и плохо дрессирован. Учуяв соблазнительный кусок, он моментом его слопал и через полчаса уснул.

Входная дверь заперта не была: хозяин слишком доверял псу, непрошеные гости спокойно вошли в дом.

У хозяина от удивления челюсть отвисла: а как же его верный Цербер? Ведь он даже не гавкнул, не бросился на незнакомцев.

— Сам деньги отдашь или помучиться хочешь?

Хозяин испугался: визит двух парней уголовного вида не предвещал ничего хорошего. И он решил отдать деньги. Боли он боялся, но здоровье и жизнь были дороже денег. В душе Мартьянов даже обрадовался, услышав, что речь идёт о деньгах, а не об алмазах, да и пахан толком не объяснил уголовникам, поскольку сам не знал, что брать. Ценности — и всё. А в понятие «ценностей» у двух разбойников входили в первую очередь бумажные деньги, во вторую — золотые изделия. О камнях же драгоценных они слышали краем уха, но в руках их не держали.

Дом у Мартьянова не производил впечатления богатого, потому уголовники решили стрясти с терпилы деньги, а если повезёт, так и золото, хотя с ним возни больше. Скупщики краденого едва полцены дадут, в ювелирную «комиссионку» или ломбард соваться нельзя, там паспорт нужен.

Мартьянов всё это просчитал в уме достаточно быстро и решил прикинуться простачком, лицедействовать. Сделав испуганный вид, он трясущимися руками достал из шкафа шкатулку. Бура сразу же выхватил её из рук хозяина, открыл крышку и высыпал содержимое шкатулки на стол. Пачка российских тысячерублёвок, несколько купюр по сто долларов, массивная золотая цепь с крестом, перстень с печаткой.