— Не знаю, — ответила та. — Волосы? Может, борода… нет.

— Хиппи. Хиппи на чоппере, — улыбаясь подхватил Пьер. — Он сидит вот так, жует «Джусифрут» и скользит…

Эва вдруг с грохотом встала со стула, протестуя против этого упражнения.

— Детский сад какой-то, — сказала она.

— Почему вы так думаете? — спросил Эрик.

Эва не ответила, но села на место.

— Продолжайте, пожалуйста, Пьер, — попросил Эрик.

Тот помотал головой, показал скрещенными указательными пальцами на Эву и сделал вид, что она его напугала.

Он что-то таинственно зашептал. Юсси указал на Эву и сказал что-то по-норрландски.

Эрику показалось, что он услышал слова Юсси. Он зашарил в поисках пульта, смахнул его на пол, и из пульта вылетели батарейки.

— Идиотизм, — прошептал Эрик, опускаясь на колени.

Дрожащим пальцем он нажал кнопку перемотки и прибавил громкость, когда запись снова пошла.

— Детский сад какой-то, — сказала Эва.

— Почему вы так думаете? — спросил Эрик, и когда она не ответила, повернулся к Пьеру и спросил, не хочет ли тот развить свою ассоциацию.

Пьер помотал головой, указал скрещенными пальцами на Эву и прошептал:

— Дениса Хоппера застрелили за то, что он был хиппи.

Сибель хихикнула и искоса взглянула на Эрика. Юсси кашлянул и указал на Эву.

— В вороньем замке детских игр не будет, — проговорил он с тяжелым норрландским акцентом.

Стало тихо. Эва повернулась к Юсси. Кажется, она была настроена агрессивно, но что-то заставило ее отступить — может быть, его серьезный голос и спокойный взгляд.

«Вороний замок», эхом отдалось у Эрика в голове. Одновременно он слушал собственные объяснения по поводу гипноза: они начинают с общих упражнений на расслабление, потом он переходит к гипнозу одного или нескольких из них.

— А иногда, — обратился он к Эве, — если я чувствую, что это сработает, я могу погрузить в глубокий гипноз всю группу.

Эрик подумал: как знакомо — и как страшно далеко, совершенно другое время, он еще не отказался от гипноза. Вот он придвинул стул, сел перед полукругом людей, говорит с ними, велит им закрыть глаза и откинуться на спинку стула. Потом призывает сесть прямо, но не открывать глаз. Он встает, говорит им о расслаблении, заходит им за спину, наблюдает, насколько каждый из них расслабился. С их лиц уходит напряжение, они становятся мягче — лица людей, все меньше сознающих себя, отдаляющихся от конкретных представлений, от желания производить хорошее впечатление.

Эрик увидел себя: вот он остановился за спиной у Эвы Блау, положил тяжелую руку ей на плечо. Заныло в желудке, когда он услышал свой голос, начинающий погружать людей в транс, мягкое скольжение сквозь быструю индукцию со скрытыми командами. Он был абсолютно уверен в своих особых умениях, сознание собственного профессионализма доставляло ему удовольствие.

— Эва, вам десять лет, — внушал он. — Вам десять лет. Сегодня прекрасный день. Вы рады. Чему вы радуетесь?

— Мужчина танцует в луже и брызгается, — ответила она с почти неуловимым движением в лице.

— Кто танцует?

— Кто танцует? — переспросила она. — Мама говорит — Джин Келли.

— А, так вы смотрите «Поющие под дождем»?

— Мама смотрит.

— А вы — нет?

— Смотрю.

— И вам радостно?

Она медленно кивнула.

— Что происходит?

Эва сжала губы и опустила голову.

— Эва?

— У меня большой живот, — еле слышно проговорила она.

— Живот?

— Я вижу, что он ужасно большой. — По щекам Эвы полились слезы.

— Вороний замок, — прошептал Юсси. — Вороний замок.

— Эва, послушайте меня, — продолжал Эрик. — Вы можете слышать всех, кто есть в этой комнате, но только мой голос вы должны слушать. Не обращайте внимания на то, что говорят другие, слушайте внимательно только мой голос.

— Ладно.

— Вы знаете, почему у вас большой живот?

Ее лицо стало замкнутым, она ушла в какие-то свои мысли, свои воспоминания.

— Не знаю.

— А я думаю — знаете, — спокойно сказал Эрик. — Но не будем вас торопить. Не думайте пока об этом. Хотите смотреть телевизор дальше? Я последую за вами, все последуют за вами, на протяжении всего пути, независимо от того, что произойдет — обещаю. Мы дали вам честное слово, можете положиться на нас.

— Я хочу в вороний замок, — прошептала она.

Эрик сидел на койке в своем больничном кабинете и чувствовал, как приближается к своим собственным пространствам, приближается к забытому, прошедшему.

Он потер глаза, взглянул на мерцающий экран и пробормотал:

— Откройте дверь.

Эрик услышал, как он произносит цифры, погружающие Эву в глубокий транс. Вот он объясняет, что скоро она сделает то, что он скажет — не размышляя, а веря, что его голос ведет ее правильно. Она слабо качнула головой, и он продолжил обратный счет. Цифры падали, тяжелые, усыпляющие.

Изображение в телевизоре быстро ухудшалось. Эва подняла мутные глаза, облизнула губы и прошептала:

— Я вижу, как они забирают какого-то человека, просто подходят и…

— Кто забирает человека? — спросил Эрик.

Эва прерывисто задышала.

— Мужчина с хвостом, — простонала она. — Он поднимает маленького…

Пленка щелкнула, и изображение исчезло.

Эрик перемотал на конец, но изображения не появилось, пленка была испорчена — запись стерли.

Эрик посидел перед черным экраном. Он увидел самого себя, выглянувшего из глубокого темного зеркала. Он видел одновременно свое лицо, ставшее десятью годами старше, и лицо, какое было у него тогда. Эрик смотрел на кассету, пленку № 14, смотрел на резинку и бумагу со словами «Вороний замок».

Утро вторника, пятнадцатое декабря

Эрик успел раз десять нажать кнопку, прежде чем двери лифта закрылись. Он понимал, что лифт от этого быстрее не поедет, но ничего не мог с собой поделать. Слова Беньямина, сказанные в темной машине, смешались со множеством странных воспоминаний, поднятых со дна памяти видеофильмом. Эрик все еще слышал слабый голос Эвы Блау, рассказывающей, как мужчина с хвостом забирает человека. Но в ее губах было что-то лживое, углы рта тянулись в стороны.

Кабина с гудением опускалась, в шахте лифта что-то гремело.

— Вороний замок, — произнес Эрик. Ему в который раз страстно захотелось, чтобы это оказалось простым совпадением, чтобы между исчезновением Беньямина и его, Эрика, прошлым не было никакой связи.