– Шрамы лигатурные, от веревки или ремня?

– Я бы сказал, что это вероятнее всего. Шрамы на спине – результат неоднократных побоев. Ее избивали ремнем или плеткой. Одни шрамы давние, их нанесли много лет назад, другие – нет.

Тейт шумно выдохнул:

– Мне надо поговорить с ней.

– Я понимаю. Но когда утром я попытался это сделать, она была в истерике, лепетала что-то бессвязное. Мы дали ей успокоительное, чтобы она не травмировала себя еще больше.

– Она не сказала вам свое имя?

– Нет. Когда успокоительное подействовало, она попросила нас отпустить ее, мол, она должна вернуться. Она говорила о ком-то, кого называла «Сэр». Он якобы ужасно разгневается.

– Когда она придет в себя настолько, что с ней можно будет поговорить?

– Скоро. Я бы посоветовал вам не торопиться. Кто бы она ни была, что бы с ней ни случилось, она долго терпела насилие. С ней побеседует наш психиатр.

– У вас есть женщина-психиатр? Если пострадавшая терпела насилие и побои от мужчины, может, она скорее доверится женщине.

– Тут мы с вами думаем одинаково.

– Тогда ладно. Я хочу взглянуть на нее. У нас есть ее отпечатки пальцев, и мы проверим, числится ли она где-нибудь у нас. Может, на это уйдет еще пара дней, учитывая, что сегодня воскресенье. Я хочу хотя бы узнать ее имя.

– Я пойду с вами. Возможно, мне скорее удастся пообщаться с ней, раз мое лицо уже ей знакомо и она меня не опасается.

Они вместе зашли в палату.

Женщина лежала на койке неподвижно и, казалось, еле дышала. Но мониторы работали. От ее руки к штативу шла трубка капельницы.

При неярком свете она казалась бледной, как труп; длинные волосы с проседью были растрепаны и придавали ей сходство с ведьмой.

– Можно сделать свет поярче? – попросил Тейт.

Он подошел ближе к кровати, а доктор Гроув щелкнул выключателем.

– Моя помощница считает, что ей за шестьдесят, но она явно моложе. Жизнь у нее была тяжелая, но я бы не дал ей больше пятидесяти.

– Согласен.

Тейт осмотрел перевязанную голову, ссадины на руке и гематому на лице.

– Этот синяк у нее не от падения.

– Нет, извините, я не сказал. Предполагаю, что ее ударили. Кулаком.

– Вот-вот. Я достаточно насмотрелся на такие удары и могу сказать то же самое. – Он подумал, что его помощница могла бы и точнее определить рост и вес женщины.

– Она много раз рожала, – сообщил доктор Гроув.

Тяжелая жизнь, снова подумал Тейт, жестокая. Глубокие морщины на лице, бледность, какая бывает у тех, кто много лет провел в тюрьме. Но даже при этом он видел, что когда-то она была красивой – правильные черты лица, красивые губы, нежный контур лица, несмотря на синяк или, пожалуй, по контрасту с ним.

Что-то поразило его, вызвав жжение под ложечкой.

– Можно?

Гроув кивнул, и Тейт протянул руку к простыне, приподнял ее край над правой лодыжкой и рассмотрел толстый шрам.

– Как вы думаете, давно он появился?

– Как я сказал, некоторые шрамы свежие, но широкий появился как минимум десять лет назад.

– Значит, возможно, и раньше. Она могла быть привязана и дольше?

– Да.

– Какого цвета у нее глаза? Помощница пропустила это. Молодая еще, неопытная.

– Я и сам точно не знаю. – Доктор наклонился над больной и осторожно поднял ее веко. – Зеленые.

Жжение усилилось.

– У нее есть родимое пятно? Посмотрите. На сгибе колена. Левого колена. Прямо по центру сгиба. Посмотрите, есть ли там родимое пятно.

Гроув подошел к изножью кровати, но смотрел на Тейта.

– Вы догадываетесь, кто она?

– Проверьте. Просто проверьте.

Доктор, приподняв простыню, посмотрел.

– Маленькое овальное родимое пятно на сгибе под левым коленом. Вы знаете ее.

– Да. Боже правый, знаю. Это Элис. Это Элис Бодин.

Когда он это сказал, она пошевелилась, у нее затрепетали ресницы.

– Элис. – Он говорил спокойно, словно с капризным ребенком. – Элис, я Боб Тейт. Я Бобби. У тебя теперь все будет хорошо. Ты в безопасности.

Но когда открылись ее глаза, в них снова ожил ужас. Она закричала, завыла, замахала на него руками.

– Я Боб Тейт. Элис. Элис Бодин, я Боб Тейт. Я не позволю никому тебя обижать. – Тейт махнул рукой доктору, чтобы он отошел. – Ты в безопасности. Ты дома.

– Нет. Нет. Нет. – Она в ужасе осмотрелась. – Не дома! Сэр! Мне надо вернуться домой.

– Ты немного ударилась, Элис, – продолжал Тейт тем же спокойным тоном. – Ты сейчас в больнице и скоро поправишься.

– Нет. Я должна вернуться домой, – завыла она снова, и по ее щекам потекли слезы. – Я ослушалась. Я заслужила наказание. Сэр выбьет из меня дьявола.

– Кто такой Сэр? Я постараюсь найти его и приведу к тебе. Как его полное имя, Элис?

– Сэр. Он Сэр. Я Эстер. Я Эстер.

– Он звал тебя Эстер. Дал тебе такое имя. Но твои мама с папой назвали тебя Элис. Одним летом мы с тобой вместе купались в озере, Элис. Ты была первая девочка, которую я поцеловал. Я Бобби Тейт, Элис. – Надо повторять ее имя, повторять снова и снова, тихо и внятно. – Я твой старый друг Бобби Тейт.

– Нет.

Но он заметил, как что-то промелькнуло в ее глазах – она словно пыталась вспомнить.

– Ты не беспокойся насчет этого. Вспомнишь позже. Я хочу, чтобы ты знала… Ты можешь посмотреть на меня, Элис?

– Э… Эстер?

– Взгляни на меня, милая. Я хочу, чтобы ты знала – тут ты в безопасности. Тебя никто не обидит.

Эти глаза, эти зеленые глаза, которые он так хорошо помнил, они метались, словно у испуганного зверька.

– Я должна быть наказана.

– Ты уже была наказана более чем достаточно. Теперь ты немножко отдохнешь и наберешься сил. Я готов поспорить, что ты голодна.

– Я… я… Сэр приносит. Я ем то, что Сэр приносит.

– Доктор сейчас скажет, чтобы тебе принесли то, что ты сможешь поесть. Поешь и наберешься сил.

– Мне надо вернуться домой. Я не знаю, как мне найти дом. Я заблудилась под луной, в снегу. Ты можешь сказать, как мне вернуться домой?

– Поговорим об этом, как только ты поешь. Тут доктор, он лечит тебя. Он старается, чтобы тебе стало лучше. Он скажет сиделкам, чтобы тебе принесли еды. Ведь ты голодная?

Она яростно замотала головой, но ее взгляд не отрывался от Тейта. Она прикусила нижнюю губу, потом кивнула:

– Я могу пить чай, когда хочу. Из трав.