беглеца, за которым гоняются два короля, аварский и лангобардский? — спросил Стовов Багрянородец приставая и казалось, что он сейчас сделает что-нибудь лишнее и ужасное в отношении мальчика или кого-то ещё, больше, чем просто с гневом выбрасывать слова из себя, — и этот рыжемордый Ацур, конечно не уследил за своим волчонком и из-за этого всё происходит? Да? Это из-за них нас оставили без милоти наши боги и я теряю теперь время и людей?

Рагдай встал, тонко уловив подступающие к князю неконтролируемое бешенство вызванное бессонными ночами, долгой непрерывной дорогой сюда от Нерли и Москвы, отсутствием привычного вина и пива, худой едой и водой, огорчениями потерь и неопределенностью. Он обошёл князя, остановился за его спиной и с силой положил свои рук на его плечи, удерживая того на шкуре. Тороп и Семик от удивления даже раскрыли рты. Стовов тем не менее покорно опустился обратно на место, словно в прикосновении кудесника была сила чудесная, способная мгновенно погасить его вдруг вспыхнувший гнев и раздражение ко всему миру.

— Нет волнуйся, боги не оставили нас, князь, ведь нам раз за разом удаётся избежать окружения большими силами врага, Великий Ярило недавно оживил конунга Вишену и мы не лишились его дружины, так нам необходимой для дела, — сказал Рагдай, — мы ждём Хетрока с вестями от Андрианополя, и я верю, что они будут для нас хорошими.

— Это верно, воскресший викинг, это сильный знак, — сказал, согласно кивая, Семик, — и местные пахари признали в нашей пленнице Ясельде свою святую и молятся ей как богу.

— А перед той битвой мы послали Эйнара к кораблям, чтоб вы все затаились и изготовились к бою, и тогда ещё не знали мы как выручить Ладри, потому что мы не знали, что он у аваров уже в плену. Если бы знали, то можно было дать за него выкуп, пять-шесть дирхемов или половину безана, — продолжил Рагдай говорить таким тоном и с таким видом, словно бы он уговаривал покупателя своей книги купить её вдвое дороже, чем она стоила на самом деле, — но тогда на другом берегу Одера появились кривичи из твоей дружины, неосторожные и теперь мёртвые Беляк и Дубень, что должны были стоять в дозоре на тропе, как ты им и велел, а сами они при этом куда-то отходили. Твои дружинники неожиданно появились с оружием, с красными щитами и были похожи как на воинов короля Ариоальда, так и на воинов короля Самосвята. Авары решили, что тут на них устроена засада и напали на меня! Вот как было!

— Клянусь всеми богами-асами, что так и было! — сказал подошедший к ним Ацур, — меня там сразу чуть не убили из-за того, что никто не заметил вовремя конный отряд аваров, и если бы я не мог лазить по скалам как кошка.

— Не стали бы мы, князь, нападать на аварский отряд из-за никому не родного мальчика, если его можно было легко и не очень дорого выкупить, — с видом человека, сделавшего что-то важное, сказал Рагдай, завершая свои увещевания, — так что мальчик ни в чём не виноват, смотри, князь, как он расстроился из-за твоих жестоких слов.

— Я не тощебрюхий… — сжав зубы и отворачивая распухшее от не заживших ещё кровоподтеков лицо, сказал Ладри, — я не виноват, что они на меня верёвку набросили и потащили…

— Смотри-ка какой слух у него острый, — уже успокоившись сказал Стовов, — и говорит по-славянски складно, прямо как литва смоленская.

— Зато я по твоим обидным словам рыжемордый, — сказал Ацур, разводя руки в стороны, — это как?

— А ты как будто не рыжемордый, — усмехнулся Семик, словно ища ссоры, — борода рыжая, ресницы и то рыжие, так какая морда получается?

— Это цвет медного золота, клянусь бородой Тора, — сказал Ацур, — что за нападки?

— Обижаться на Стовова всё одно, что обижаться на северный ветер, — сказал шутливо Рагдай, не давая и шанса для возникновения здесь сейчас ссоры, — князь говорит от всего сердца как жрец небесный, а потом размышляет как князь земной. Сначала молвит, а потом поймёт, что верное молвил или нет. Потому Стовов — князь Каменной Ладоги и Стовграда. У него и старшая жена, княжна Бела, такая же. Как скажет, что идёт на вас, так по колено в землю одним словом уже и вгонит. А Часлав, сын его…

— Слушай, кудесник! Не посмотрю на твоё колдовство! — рявкнул тут Стовов, а потом, поколебавшись, добавил уже примирительно, — Рагдай наш человек, ему верю как себе!

— Никто и не спорит, — неохотно сказал Семик, почёсывая низкий лоб и наблюдая за тем, как к ним подходит угрюмый бурундейский воевода Мечек с двумя своими старшими воинами, — вот идёт мещерская душа, сейчас опять что-то плохое про поход скажет, припасы наверное кончаются опять.

Мечек был разут из-за начавшейся жары. Его белоснежные босые ноги странно смотрелись под тёмно-зелёными штанами с кожаной шнуровкой, сейчас распущенной. Он был в одной рубахе с расшитом красными петухами и конскими головами воротом и рукавами, без своей привычной длиннополой свиты и плаща. Панциря из железных пластин и шлема с клыками медведей на нём тоже не было. Однако серебряное солнце князя Эрзена Пешуса висело на цепи на его груди. Его воины в яйцеобразные железные шапки, утыканных по ободу клыками хищников, заросшие гуще чем викинги соломенно-рыжими бородами, несли в руках копья со змеиными языками-флажками. На бурундеях были как обычно надеты лакированные кожаные панцири поверх шерстяных свит, усиленные железными бляхами как у степняков. Их знаменосец нёс трепещущий красный стяг на поперечной перекладине с изображением всё того же трёхглазого оскаленного солнца с лучами-змеями.

— Чего это он босой, но со стягом? — удивлённо произнёс Сесик, — чего-то важное хочет сообщить, наверно, что оставляет нашу рать и возвращается на Оку.

— Ему князь его Пешус вернётся без спроса, — проворчал Стовов и уже громко спросил бурундейского воеводу, — как дела, Мечек, чего стряслось?

— Все мои перешли через овраг, — сказал воевода, щуря глаза от солнечных бликов и кривя морщинистое лицо, — и вот что хотел я сказать тебе, о чём поговорить, князь…

— Решил один назад идти, домой? — усмехнувшись переспросил князь, подмигивая Семику, — устал поди?

— Нет, храни тебя Ярило и Юммо, — ответил Мечек, оглядываясь на Рагдая и Ацура, — от Стовграда до Новограда-на-Волхове мы шли по твоей земле, потом по земле Водополка Тёмного, по Ладоге, реке Новой, через Моонзунд, пруссов, поморян, Одер, слезцев сюда, к Мораве…

— Руки устали грести или лошади идти? — бесцеремонно перебив его, спросил Тороп и затем глухо засмеялся, огляделся по сторонам, как бы приглашая других присоединиться к