Мистер Сансью кивает.

— В таком случае, мы с вами, разумеется, можем достигнуть соглашения.

Он снова садится.

— Но, — продолжает она, — крайне важное условие: миссис Клоудир не должна знать о моем участии.

Собеседник бросает на нее любопытный взгляд, и она добавляет:

— О, причина коренится в давно минувших событиях. Для вас они не представляют интереса. Но есть дела, в которых наши устремления сходятся.

— Дорогая мадам, — произносит маленький адвокат, — с сегодняшнего дня ваши интересы — это мои интересы.

В конце ноября, так и не получив ответа из Мелторпа, мы оказались в критическом положении: у нас не было денег, чтобы заплатить квартирной хозяйке за следующую неделю. Когда до этого дошло, я стал просить матушку, чтобы она как можно скорее честно поговорила с миссис Филлибер, но она не соглашалась. Бросив искать работу, она стала апатично дожидаться в нашей маленькой комнате, где становилось все холоднее, пока не придет время идти на почту. На обратном пути она покупала что-нибудь на ужин, а также компоненты для негуса (последний поглощал теперь большую часть наших денег).

Матушка отсрочила развязку, пообещав миссис Филлибер, что деньги вот-вот придут, но однажды в начале декабря (к тому времени мы уже за неделю задолжали) квартирная хозяйка решительно явилась в нашу комнату и выпалила:

— Денег не будет, так ведь?

— Как вы можете такое говорить! — воскликнула матушка. — Я ожидаю их завтра.

— Нет, — вмешался я. — Боюсь, завтра их не будет.

— Джонни! — крикнула матушка.

— Я не жестокий человек, — сказала миссис Филлибер. — Но у меня есть свои заботы и мне нужно получать плату. — Она с любопытством огляделась. — Не может быть, чтобы вам нечего было продать.

Матушка тревожно следила за глазами хозяйки, обводившими пустую комнату; я заметил, как она схватила и упрятала злосчастный кусок шелка.

Взгляд хозяйки, совершив круг, вернулся к нам.

— За одежду, которая на вас, можно выручить несколько фунтов, — проговорила она. — Это ведь летнее платье, к чему оно, когда зима на носу? Почему бы его не продать? Могли бы заплатить мне долг и еще обзавестись кое-каким платьишком на зиму.

Матушка никак не соглашалась поменять нашу собственную одежду на вещи хуже, да еще и ношеные, но мы с хозяйкой в конце концов ее уломали.

— Позвольте, продажей займусь я, — предложила миссис Филлибер. — Увидите, я выручу куда больше вашего. Обманывать вас я не стану, обещаю.

Я ей верил, и мы согласились на том, что она возьмет себе небольшую комиссию и, конечно, плату за комнату. По ее оценке, нам, после всех вычетов, должно было остаться пять или шесть фунтов, и это была обнадеживающая новость, потому что на эти деньги мы могли некоторое время продержаться.

Мы отдали хозяйке одежду, оставшись в верхнем платье. Перекинув одежду через руку, она уже собиралась пересечь порог, но внезапно остановила пристальный взгляд на матушке.

— Эта коробочка серебряная? — Хозяйка указывала на продолговатый футляр, висевший на поясе у матушки.

— Нет, всего лишь посеребренная.

— Наверняка я смогу за нее получить фунт-другой. И кое-что за ваше кольцо. — Она подняла глаза на шею матушки. — А вот этот медальон уж точно серебряный.

Матушка испуганно схватилась за украшение.

— С ним я ни за что не расстанусь.

— Не будь дурочкой, мама, — крикнул я.

— Вот как? Нежные воспоминания? — В голосе миссис Филлибер звучало любопытное участие.

— Я… да, — выдавила из себя матушка.

Хозяйка покачала головой:

— Ладно, милочка, быть может, когда-нибудь вам придется выбирать, продать медальон или умереть от голода. И когда такой час наступит, думаю, нужно будет запросить за медальон четыре или пять фунтов. Меньше, чем на три, не соглашайтесь. Не забудьте мои слова.

Она вышла.

— Вот что, мама, — сказал я, — глупо цепляться за этот медальон.

— Как ты со мной разговариваешь, Джонни!

— Но ты не понимаешь. У нас за душой ни гроша. А деньги из Мелторпа все не приходят. — Решившись на откровенность, я выложил то, что давно уже держал в голове: — И нам нужно подумать о том, чтобы продать кодицилл сэру Персевалу.

— Нет! Что угодно, только не это.

Мы поругались, и к приходу миссис Филлибер сидели надувшиеся и недовольные. Тем не менее нас обрадовала новость, что она исполнила обещанное и после вычета долга за комнату у нас остались деньги, чтобы продержаться еще не один месяц. Более того, меня восхитили покупки миссис Филлибер: белые вельветовые штаны с синей жилеткой и подходящим сюртучком со скругленными фалдами и на медных пуговицах, а также белая касторовая шляпа.

Мы все еще не оставили надежду на деньги из Мелторпа и даже обсудили дерзкий план: матушка съездит туда на внешнем месте в почтовой карете и выяснит, что случилось. Тем не менее это стоило бы не меньше пяти фунтов, и мы решили не рисковать.

В последующие недели не поступало никаких вестей, и под Рождество матушка простилась с надеждой найти работу без рекомендации. За несколько дней до праздников она заговорила о том, что неплохо было бы засвидетельствовать свое почтение миссис Фортисквинс и выяснить, как она воспримет наши нынешние обстоятельства и не сочтет ли нужным предложить нам помощь.

Я не мог отрицать, что в этой идее есть смысл, но выставил условие:

— Ни в коем случае не говори ей, где мы живем. Матушка согласилась и добавила, что надо бы ей что-нибудь подарить.

— Что? — спросил я.

Она взяла злополучную вышивку и грустно промолвила:

— Уверена, она это оценит. Всегда любила хорошие вещи.

В этот день мы питались экономно: матушка, с позволения миссис Филлибер, сварила у нее на кухне небольшого цыпленка и купила в кондитерской пирожков с изюмом. После полудня мы пустились в путь по тихим улицам.

На наш звонок в дверь вышла с приветливой улыбкой молоденькая служанка:

— О, миссис Мелламфи, рада снова вас видеть. Госпожи нет дома, но я знаю, она будет досадовать, что разминулась с вами; она часто повторяет, что только и ждет, когда вывернетесь.

Матушка послала мне торжествующую улыбку.

— Так нам можно подождать?

— О, мэм, боюсь, она уехала за город. До послезавтрева не вернется. Но, пожалуйста, оставьте свой адрес, она очень хочет вас найти.

— Уехала в самое Рождество? Надеюсь, не случилось ничего неприятного?

— О нет. — И служанка добавила, словно бы это все объясняло: — Она просто уехала в Кентербери.