Мастер закрыл глаза, и тело его мгновенно выпало из пространства восприятия. Он оставался здесь, но все же чудесным образом отсутствовал, растворившись в ровном ряду одинаковых статуй. Летта и Сан привычным движением опустились на колени. Время послушно слилось с дыханием и перестало существовать.

А когда оно родилось снова, был уже вечер. Пять Мастеров стояли перед Саном и Леттой, и их лица излучали печальный свет.

— Мы вынуждены закончить ваше обучение, — сказал Мастер Огня. — Это идет вразрез с нашими традициями, но так надо.

— Вам понадобился месяц на то, что другие не могут постичь и за несколько лет, — продолжил Мастер Воды. — Но даже с вашими талантами на Нежные Касания, Звездные Знаки и Язык Истинной Речи требуются годы. У вас нет этого времени.

— Что-то свершается там, в большом мире, — вступил Мастер Металла. — Что-то, требующее вашего присутствия. Не спрашивайте, откуда пришла весть. Примите все как должное.

После минуты вдумчивой тишины заговорил Мастер Земли:

— Вы — не обычные люди. Вы пришельцы из далекого горнего мира. Мы не в силах постигнуть полноту Великого Замысла, но одно мы знаем наверняка. Где-то в миру вы должны найти своих братьев и сестер. И когда все шесть частей одного целого сойдутся вместе, вы поймете, что нужно делать…

Сан встретился глазами с потемневшим от внутреннего напряжения взглядом Летты и послал в его глубину волну ласки и нежности.

Потеплевшие искры золотых глаз вспыхнули ответным светом, и ученики поклонились Учителям искренним, спокойным поклоном.

Прощаясь, Мастера вложили правый кулак в левую ладонь, навеки заключая жесткость в объятия мягкости, атаку в круг обороны, жажду новых и новых знаний в океан мудрости. И когда за последним из них закрылась дверь, Летта услышала едва различимую мысль: «Что будем делать, бодхисатва?»

Подмирье

Дом генерала Ондра

Серое междувременъе

— Ну не мог я в записке написать яснее! А вдруг бы прочел отец? Я не хотел и не хочу ставить его в щекотливое положение! — Зазрак все время ловил себя на том, что, оправдываясь, выглядит глупо.

Мама сидела в кресле и укоризненно смотрела на него своими огромными, черными глазами.

— Ничего страшного не случилось! Мы, конечно, вымотались до чрезвычайности, но Харма уже в порядке а инспектор из Министерства Росы нашел тяжелобольного Хрона Лу в постели. Все пристойно, никто ни о чем не догадывается.

— Ты меня утешаешь или себя? — Негромкий, бархатистый голос Кары Ондр наполнял собой комнату и жил как бы отдельно от нее самой. — Я бы на твоем месте вряд ли нашла основания для оптимизма. Во-первых, инспектор мог быть агентом Тайной Канцелярии. Во-вторых, он вполне мог обратить внимание на не совсем обычный оттенок кожи встретившей его девушки. Знакомство с Солнцем Питательного Слоя не проходит бесследно! Ну и, в-третьих, легко проверить, обращался ли Хрон Лу к врачу. Мы, конечно, будем надеяться на лучшее, но шансов немного. Ты не думал забрать Харму к нам?

— Мам, спасибо, что первая заговорила об этом. Я сам хотел просить тебя дать Харме убежище, как только Хрон Лу немного оправится. Он ей не отец, только отчим. Ее ничто не держит в его доме.

— Приведи ее к нам уже сегодня. Я найму для Хрона Лу сиделку и сделаю это так, чтобы никто не знал имени заказчика. Ты все убрал в лаборатории?

— Да, мама. Не скажу, что это было легко. Ведь, разрушая варварское устройство, я навсегда отрезал себе дорогу наверх…

— Ты в этом уверен? Никогда не говори «никогда»…

— Что ты имеешь в виду?

— Пока только то, что после этого путешествия ты всю жизнь будешь искать возможность снова вернуться туда. Как я…

— Сколько мне еще не ходить в школу?

— Три-четыре дня. К счастью, вы недолго были под лучами Солнца, и «загар» у вас достаточно слаб.

— К счастью, мы все-таки были под лучами Солнца, мама! А то, что недолго, так это к несчастью.

— Тебе действительно там понравилось?

— Разве ЭТО может не понравиться? Знаешь, это похоже на пробуждение от тяжелого кошмара. Сначала все вокруг мрачное, унылое, больное. И вдруг открывается в небе окно, и через него в тебя врывается совсем другая жизнь. Сотни цветов, тысячи запахов, море звуков, мириады смыслов. Наверное, это как полет над горами после бесконечного блуждания по тесным и смрадным ходам канализации! А Ал и Ви — это и вовсе что-то непередаваемое! Мама, если бы ты видела, какие у них лица! Они просто светятся изнутри! А как они любят друг друга! Об этом не было сказано ни слова, но каждый, имеющий глаза и сердце, видел и чувствовал их любовь! Нет, они не сделали мне ничего особенно хорошего. Они просто общались со мной, как друг с другом: мягко, доверительно и радостно. С интересом. Они как будто ждут от каждого собеседника приятного сюрприза. Некоей новой мысли, нового образа, некоего чудесного экспоната в свою коллекцию. Нет, не экспоната! Скорее инструмента для любимой и радостной работы по преобразованию мира. Я ждал недоверия, настороженности, враждебности, наконец, но ничего этого не было. Я целый час был одним из них! Несмотря на рога и копыта! Как бы я хотел, чтобы этот час длился вечно!

— «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» — Кара, по своему обыкновению, беззвучно рассмеялась. — Ты радуешь меня, сын! Прошу тебя, расскажи мне все еще раз, и со всеми подробностями!

Лэйм

Дорога в пяти милях от столицы Диабемского королевства

Ночь

За два часа до восхода солнца из передового отряда доложили, что лес наконец кончился.

Гвалт немедленно поскакал вперед, вдоль нестройной колонны, растянутой на несколько миль, чтобы не допустить шума и проследить за правильной расстановкой сил на поле будущей битвы. «Дохлое дело», — подумал Олег, провожая его мрачным, тоскливым взглядом.

От Bay он знал, что королевские войска уже вчера днем расположились на равнине перед Столицей. Окопались и ждут. А мы с марша. Усталые, рассредоточенные. Короче, тоска смертная.

Bay, кстати, тоже в тоске. Появился уже в темноте, весь какой-то мятый, измученный. Насчет Ксаны буркнул только, что она в безопасности. Скрывает он что-то. Но про Ксану не врет. Это Олег чувствовал хорошо.

Ну ладно. Вернемся к нам — баранам.

Воистину — бараны! Идем на бойню, торопимся, спешим. Видит Сатва: я не хотел! Но как их убедишь? Слушают — и не слышат. Гонит их что-то, подталкивает изнутри, глаза застит, соображать и чувствовать не дает. Как под гипнозом все.

Кроме меня.

Почему, кстати? Почему Это против меня не властно? Особенный? Избранный? Кем? И главное, для чего? Как же это все-таки безчеловечно: избрать и не говорить, для чего. А спрашивают по полной программе! Чуть расслабишься, начнешь себя жалеть, так сразу по носу щелчок: не для себя живешь!