— Отличная мысль, Дэвид! Пожалуй, это единственная форма обращения, не выглядящая смешной, теперь и в будущем. Предлагаю выпить за это!

Луиш-Бернарду поднял свой бокал с белым вином, и Энн с Дэвидом его тут же поддержали.

— Итак, возвращаясь к вопросу, Луис (она произносила его имя на свой манер, именно «Луис», с ударением на первый слог и без «Бернарду», что для нее, вероятно, было слишком сложным), — так что же на Сан-Томе является самым невыносимым?

Луиш-Бернарду сделал паузу, прежде чем ответить, как будто бы сам задумался над этим вопросом впервые.

— Самое невыносимое, Энн? Ну, климат, конечно же. Лихорадка, влажность, малярия, наконец. Потом… — Он сделал неопределенный широкий жест, как бы пытаясь охватить им весь остров — это одиночество, это вырождение, это ощущение, что время здесь остановилось, и что люди застыли в нем.

— Одиночество, о котором вы говорите, наверное, еще более тягостно, из-за того, что вы здесь один…

— Да, правда. Хотя я приехал сюда уже готовым к этому.

— Луиш, вы ведь не женаты? — вступил в разговор Дэвид. — Нет? И никогда не были?

— Никогда не был…

Между ними воцарилась тишина, естественным образом продиктованная обстоятельствами: даже при самой недружелюбной внешней обстановке, казалось бы, сближающей людей, близость все равно не может наступить за один вечер.

На правах хозяина, Луиш-Бернарду нарушил молчание, предложив завершить ужин и переместиться на террасу, его террасу — чтобы выпить бренди и немного освежиться под легким вечерним бризом.

— Я не хочу быть неправильно понятым и менее всего намерен испортить вам первые впечатления от Сан-Томе. Вы сами увидите, отнюдь не все здесь так уж невыносимо. Острова прекрасны, пляжи превосходны, а сельва — это вообще особый, необыкновенный мир. Не хватает здесь, конечно, того, что мы в Европе и вообще в цивилизованных странах называем «светом». Но зато здесь в полной мере наличествует свет первозданный, примитивный, во всей своей природной чистоте.

Той ночью, прежде чем заснуть в своей новой постели, новом доме, на чужой и незнакомой земле, Энн, повернувшись на бок к Дэвиду, спросила:

— Что ты о нем думаешь?

— Что было бы неприятно иметь такого врага.

— Думаешь, это может быть опасно?

— Из бумаг, которые я получил, следует, что да. Он похож на рыцаря, которому дали невыполнимое задание, и защищает он идею, у которой нет защитников. Ума не приложу, что привело его сюда и заставило согласиться на эту работу.

— Может, то же, что и нас? — спросила она, задевая за больное, и Дэвид замолчал, не зная, что ей ответить. Осознав всю тяжесть сказанного ею, Энн лишь молча прижалась к нему, и так, больше не произнеся ни слова, они и заснули в эту свою самую первую ночь на экваторе.

В следующие недели Луиш-Бернарду делал все, что только мог, дабы хоть как-то облегчить жизнь прибывших на остров. Отчасти им двигало осознание того, что, завоевав их симпатию, он тем самым поспособствует и более успешному выполнению своей собственной миссии, по сути, сводившейся к тому, чтобы максимально смягчить содержание доклада, который консул рано или поздно отправит в Лондон и от чего в значительной степени будет зависеть будущее экспорта с Сан-Томе. С другой стороны, Дэвид и Энн были ему по-настоящему симпатичны, став, по большому счету единственными собеседниками за последние долгие месяцы, с которыми ему приходилось проводить время. Таким образом, ведомый личной заинтересованностью и искренней готовностью помочь, он следил за тем, как они устроились, отыскал Дэвиду одного негра с Занзибара, говорившего по-арабски, который стал служить у него переводчиком с арабского на португальский. Кроме этого, он также убедил преподавательницу из местного лицея, владевшую более-менее сносно английским, чтобы та по окончании рабочего дня обучала Дэвида и Энн португальскому. Луиш-Бернарду также предоставлял Дэвиду запрашиваемую им информацию, при условии, что она не была конфиденциальной. Губернатор замечал, что, задавая те или иные вопросы, Дэвид никогда не давил, если чувствовал, что обсуждаемая тема не относится к его компетенции. Луиш-Бернарду организовал для приехавших нечто вроде ужина-презентации с властями города и управляющими плантаций, половина которых проигнорировала приглашение. Он, конечно же, заметил это, но скрыл сей факт от Дэвида. Примечательно также, что на ужине ни один из присутствовавших, кроме губернатора, не говорил по-английски. Это, а плюс еще ослепительная красота Энн, которая, скорее, походила на пришелицу с другой планеты среди небольшого количества появившихся на приеме дам, стало причиной того, что данное светское мероприятие, столь нечастое для острова, обернулось полным и однозначным фиаско. Ну, и наконец, Луиш-Бернарду использовал свои связи для того, чтобы местная пресса — «Бюллетень Сан-Томе и Принсипи» — опубликовала новость о прибытии английского консула, но отнюдь не в духе сообщения о высадке врага на родную землю. Появившаяся в издании информация рассказывала о чиновнике, приехавшем сюда, чтобы на месте обстоятельно оценить здешние условия труда, о человеке добрых намерений и убеждений, готовом отдать должное свершениям португальских поселенцев в этих невероятно жестких условиях, о чем его коллегам из уютных кабинетов в Сити адекватно судить попросту невозможно.

Потом случилось то, что рано или поздно должно было случиться: английский консул решил выехать, так сказать, в поле. Он собрался лично осмотреть те самые плантации какао, являвшиеся, как писала пресса с Флит-стрит, последним оплотом рабовладельческого варварства в мире, который все единодушно называют цивилизованным. И здесь Луиш-Бернарду оказался перед своей первой дилеммой — сопровождать консула, если и когда тот посчитает это приемлемым, или, коли он предпочтет именно этот вариант, предоставить ему возможность действовать самостоятельно. Как он и предполагал, Дэвид ответил на данный вопрос как настоящий дипломат: он с радостью и благодарностью примет предложение губернатора сопровождать его в поездках на вырубки, где он будет ему чрезвычайно полезен как проводник, переводчик и как человек, умеющий разъяснить те или иные местные особенности. Однако после того, как он адаптируется и посчитает, что способен сам разобраться в том, что и как, Дэвид не станет больше злоупотреблять его временем, готовностью помочь и будет уже самостоятельно справляться с задачей, которую, в конце концов, было поручено решать именно ему. Ведь, вне сомнения, губернатору всегда есть, чем заняться, так что он, Дэвид, будет просить его присутствия лишь в самых исключительных случаях, когда без него уже никак не обойтись.

Не дожидаясь, пока англичанин начнет самостоятельно путешествовать по плантациям Сан-Томе, Луиш-Бернарду счел правильным написать конфиденциальное письмо, адресованное всем управляющим. Он размножил и разослал свое послание через курьера, отправляя его день за днем, пока, наконец, все не были проинформированы.

«Многоуважаемый сеньор!

Как известно Вашему Превосходительству, господин Дэвид Джемисон, консул Англии на наших островах, в соответствии с договоренностью между его и нашим правительствами, прибыл сюда с задачей изучить состояние дел и сообщить британским властям информацию об условиях труда на плантациях Сан-Томе и Принсипи. Мы надеемся, что он сможет развеять некоторые наносящие ущерб нашей колонии суждения на этот счет, получившие распространение в английской прессе и отразившиеся эхом в высших инстанциях английского правительства.