способ звукопроизводства, говорит о том, что еще у нашего общего предка, существовавшего очень давно, имелись какие-то предпосылки, которые при необходимости можно было развить.

Система коммуникации у наших наиболее близких родственников, шимпанзе, использует все возможные каналы связи — и зрительный, и слуховой, и обонятельный, и осязательный, при этом «большая часть информации передается по двум и более каналам»{865}. В ней присутствуют и непроизвольные, чисто природные сигналы, такие как набухание половой кожи у самок, и сигналы намеренные, которые одна особь осознанно подает другой. Звуковые сигналы относятся к первой категории — они являются врожденными (по крайней мере, они возникают даже в условиях, когда детеныш шимпанзе растет среди людей и не имеет возможности перенять сигналы от сородичей{866})и издаются непроизвольно. Как пишет Дж. Гудолл, «произвести звук в отсутствие подходящего эмоционального состояния — это для шимпанзе почти непосильная задача»{867}. Супруги Кэти и Кейт Хейс, которые пытались научить говорить воспитывавшуюся в домашних условиях самку шимпанзе Вики, свидетельствуют, что она абсолютно не могла издавать какие-либо звуки намеренно{868}. Все, что может сделать шимпанзе, — это подавить звук. Гудолл описывает случай, когда подросток Фиган, которому исследователи дали бананов, издал пищевой крик, на крик прибежали более старшие самцы и бананы у Фигана отобрали. В следующий раз Фиган повел себя хитрее: он волевым усилием подавил пищевой крик (и получил бананы), но при этом, по словам Гудолл, звуки «застревали у него где-то в горле, и он, казалось, едва не задохнулся»{869}. Будучи связаны с эмоциями, «крики шимпанзе составляют непрерывный ряд»{870}, поэтому разные исследователи насчитывают в вокальном репертуаре шимпанзе разное количество сигналов.

Случай с Фиганом, кстати, — нагляднейшее доказательство того, что эволюция коммуникативной системы ориентирована на выгоды группы, а не отдельной особи. Склонность подавать сигналы поощряется отбором даже в том случае, когда для сигнализирующей особи это оказывается скорее вредным, как для Фигана, лишившегося (в первый раз) бананов.

Впрочем, представление об исключительно эмоциональном характере звуковых сигналов шимпанзе, возможно, подлежит пересмотру. По данным Кейти Слокомбе и Клауса Цубербюлера, пищевые крики шимпанзе референциальны. Исследователи записали на магнитофон крики шимпанзе, которым дали яблок, и крики шимпанзе, которым дали плодов хлебного дерева. При проигрывании магнитофонных записей обезьяны достоверно различали эти два типа криков (они проводили более интенсивные поиски под тем деревом, на плоды которого указывал услышанный ими крик). Шимпанзе из контрольной группы, которым этих записей не проигрывали, искали под деревьями обоих видов примерно поровну{871}. Сходные результаты были получены и для бонобо. Цанна Клей и Клаус Цубербюлер выделили у них 5 различных пищевых криков, издаваемых с разной частотой в зависимости от степени предпочтительности пищи{872}. Даже если дело не в референциальности, а просто в том, что разные виды пищи вызывают у обезьян несколько разные эмоции (например, потому что одни из них вкуснее, чем другие), способность различать такие сигналы и успешно соотносить их с реалиями внешнего мира является неплохой преадаптацией к языку.

Возможно, в звуковых сигналах шимпанзе и бонобо будет обнаружено еще одно «человеческое» свойство — комбинативность: как показывают исследования, их так называемые долгие крики «состоят из ограниченного числа базовых элементов, которые могут комбинироваться по-разному в зависимости от ситуации и у разных животных»{873}.

В некоторой степени в коммуникации шимпанзе представлено и звукоподражание: как выяснили Джон Митани и Кари Брандт{874}, самцы, присоединяясь к долгим крикам других самцов, стремятся воспроизводить в своем крике некоторые акустические параметры вокализации «собеседника». Когда в зоопарк Эдинбурга привезли шимпанзе из Дании, звуки, которые они издавали при виде фруктов, за три года уподобились тем звукам, которые издавали в соответствующей ситуации местные шимпанзе{875}.

Кроме звуков, шимпанзе используют мимику, жесты, позы, действия (касания, похлопывания, объятия, поцелуи, шлепки, затрещины), манипуляции с предметами. Например, для умиротворения агрессора может использоваться поза подставления (шимпанзе как бы подставляется для спаривания); подскакивание и взмах рукой являются агрессивными сигналами. С той же целью демонстрации агрессивных намерений самцы шимпанзе могут волочить по земле ветки, перекатывать камни, раскачивать кусты. Груминг — обыскивание шерсти — укрепляет дружественные отношения. Даже направленный плевок может использоваться в коммуникативных целях: Франс де Вааль описывает, как самка шимпанзе указала ему таким образом на упавшую виноградину{876}.

Как показали Маргарита Александровна Дерягина и Сергей Владимирович Васильев, процесс коммуникации у обезьян — причем не только у человекообразных, но и у других видов[60] — «представляет собой последовательности… комплексов коммуникации»{877}. Комплексы состоят из элементов разной модальности, например из позы, мимики и жеста. Некоторые комплексы являются общими для всех изученных видов — например, «пристальный взгляд — выпад, оскал — агрессивный акустический сигнал — пристальный взгляд — флаш (быстрое движение бровями вверх. — С. Б.) — выпад»{878}; другие характерны лишь для отдельных видов. Так, только у шимпанзе зафиксирован следующий комплекс коммуникации: «пристальный взгляд — подход — протягивание руки — дружелюбный контактный звук»{879}. Каждый отдельный элемент такого комплекса может быть разложен на элементарные незначимые составляющие. Например, любой элемент мимики представляет собой движение целого ряда лицевых мышц (другие комбинации движений тех же мышц дают другое «выражение лица»). Тем самым можно констатировать, что коммуникации обезьян в природе (а не только в условиях языкового проекта) присуще двойное членение.

Шимпанзе могут изобретать ad-hoc-сигналы, и сигналы эти понимаются сородичами не хуже, чем врожденные или давно известные. В книге Дж. Гудолл «Шимпанзе в природе: поведение» (The Chimpanzees of Gombe: Patterns of Behavior) описывается такой случай, происшедший в 1964 г.{880} Самец шимпанзе Майк, увидев группу высокоранговых самцов неподалеку от лагеря исследователей, пошел в лагерь. Там «он подхватил две пустые канистры, и, держа их за ручки, по одной в каждой руке, пошел (выпрямившись) на прежнее место, сел и уставился на других самцов, которые были тогда все более высокого по сравнению с ним ранга. Они продолжали спокойно обыскивать друг друга, не обращая на него внимания. Спустя секунду Майк начал едва заметно раскачиваться из стороны в сторону, а шерсть его слегка вздыбилась. Остальные самцы по-прежнему игнорировали его присутствие. Постепенно Майк стал раскачиваться сильнее, шерсть на нем полностью ощетинилась, и с ухающими звуками он внезапно бросился на старших по рангу, ударяя канистрами впереди себя. Остальные самцы убежали. Иногда Майк повторял свое выступление по четыре раза кряду…» В результате таких