— Не проси меня сделать это. — Что-то вспыхнуло в глубине его глаз. Гнев. И сожаление.

Ну почему он такой упрямый? Ни слова не говоря, Вирджиния развернулась и направилась к дедушке.

— Проклятие! Вирджиния, проси у меня что хочешь, только не это!

Боль в его голосе заставила сжаться сердце Вирджинии, но она не отступила.

— Я не могу сказать тебе правду, — выдавил из себя Гейбриел.

— Это означает, что ты не скажешь?

— Я не могу. Потому что я не знаю правды.

Вирджиния остановилась.

— Что это значит? — Она повернулась к нему, неуверенная, что правильно услышала.

И хотя другие не знали, о чем говорит Вирджиния, казалось, что все, как и она сама, затаили дыхание в ожидании ответа.

Гейбриел провел рукой по волосам, потом чертыхнулся.

— Я действительно не знаю, что произошло в ту ночь. Я был настолько пьян, что ничего не помню. — В повисшей вдруг тишине было слышно его тяжелое дыхание. — Все всегда считали, что я не говорил об этом, либо чтобы скрыть собственную вину, либо чтобы защитить память о Роджере. Но, по правде говоря, я не знаю, кто из нас бросил выбор. И никогда не знал.

— Как такое может быть? — Вирджиния почувствовала, что у нее закружилась голова.

— Ты не понимаешь, в каком состоянии мы с Роджером возвращались тогда? Мы все вечера проводили за кружкой эля. Сидели и пили.

— Многие молодые мужчины пьют эль, Гейб, — заметил лорд Джаррет.

— До такой степени, — хмуро взглянул в сторону брата Гейбриел, — что не помнят, не они ли стали причиной смерти своего лучшего друга? Ты говорила, — перевел он взгляд на Вирджинию, — что твоему дедушке нужно знать, хорошая ли у меня репутация. А я не могу ему сказать. — Голос Гейбриела звучал сдавленно. — Все, что я помню, — это ссора Роджера с Лайонсом. Герцог тогда ушел, а мы с Роджером напились до беспамятства. Я не помню, как выходил из таверны, не помню, как ехал домой, и я ни черта не помню, как мы заключили то проклятое пари!

Гейбриел стал взволнованно ходить по комнате.

— В моей памяти — полный провал с того момента, как мы начали пить, и до того времени, как я проснулся утром и обнаружил Роджера, стоявшего у моей кровати. «Ну что… мы делаем это или нет?» — спросил он тогда.

— Ты даже не спросил его, о чем он говорит? — прошептала Вирджиния.

— Конечно, я спросил его! — повернулся к ней Гейбриел. В его голосе было столько гнева, что Вирджиния инстинктивно отступила.

Гейбриел заметил ее испуганное движение и побледнел. Он продолжил свой рассказ, но теперь тщательно контролируя свой голос, и это было еще ужаснее, чем его гнев.

— Роджер ответил мне: «Гонка, ты же знаешь». Потом у него на лице появилось такое самодовольное выражение, какое появлялось там всякий раз, когда он брал верх надо мной. «Значит, ты не помнишь наше пари», — сказал он тогда. Разве я признался бы в этом? О нет, я никогда не признался бы Роджеру, что не умею пить. Что не знаю, о каком таком пари он говорит. Иначе имел бы вид полного дурака.

У Вирджинии дрогнуло сердце, когда она увидела боль Гейбриела.

— Мне было достаточно знать, — отвел он от нее взгляд, — что мы заключили пари. Потому что каждый джентльмен знает: если ты заключил пари, пьяный или нет, ты обязан его выполнить.

Вспомнив, что говорил Поппи, Вирджиния украдкой посмотрела в его сторону, но он был поглощен рассказом Гейбриела.

— Значит, ты, как какой-то глупый юнец, просто пошел с Роджером? — спросил генерал.

— Именно как какой-то глупый юнец. Он сказал: «Давай поторапливайся. На этот раз я выиграю, Шарп». Я выбрался из постели и пошел седлать лошадь. Меня не интересовало, где состоится гонка, что она повлечет за собой. Я думал только о том, чтобы победить его, — с горечью в голосе сказал Гейбриел.

— Потому что он всегда хотел побеждать тебя, — тихо сказал лорд Джаррет.

Это правда, вспомнила Вирджиния. Их соперничество было обоюдным. Роджер приходил домой, заявляя, что Гейбриел каким-то образом заколдовал его лошадей, или Гейбриел выиграл в карты, потому что обладает дьявольским везением.

И эти же самые слова она сказала Гейбриелу, когда состязалась с ним в гонке. Она вздрогнула.

Гейбриел смотрел куда-то в пустоту, словно то, что случилось семь лет назад, вновь предстало перед его глазами.

— Когда стало ясно, куда мы направляемся, во мне на мгновение проснулся здравый смысл. Я знал, что та дорожка в Тернем-Грин очень опасна; я видел, как другие калечились на ней, — судорожно сглотнул Гейбриел. — Но мы уже вытащили из постели Лайонса, чтобы он судил исход гонки, и я не собирался отказываться от участия в ней перед лицом этих двоих. Лучше разбиться, чем сделать это, правильно? — В его голосе появились ледяные нотки. — Лучше убить своего лучшего друга…

— Ты не убивал его, Гейбриел, — тихо сказала Вирджиния, уже не в состоянии выносить это.

— Ты уверена? — сверкнул глазами Гейбриел. — Потому что у меня такой уверенности нет. Твой дедушка говорит, что я напоил его и заставил участвовать в той гонке. И это вполне возможно. Я мог заставить его сделать это. Я вполне мог назвать его трусом. Я даже мог угрожать ему. Мы этого никогда не узнаем.

Гейбриел подошел к Вирджинии. Его лицо было таким же мертвенным и холодным, как и его голос.

— Но одно мы знаем наверняка. Во мне кипела гордыня, я не мог признаться, что ничего не помню. И был слишком высокомерен, чтобы отказаться от гонки или даже просто дать своему лучшему другу победить. Потому что когда я участвовал в гонке, ей-богу, я должен был выиграть, даже если это означало… — Гейбриел запнулся, ему не хватало воздуха. — Поэтому… вот такая у меня репутация. Генерал прав, Вирджиния. Я тебя не достоин.

— Я этому не верю, — прошептала Вирджиния.

— Не веришь? — пристально посмотрел на нее Гейбриел. — Тогда почему ты так настаивала, чтобы я обнажил свою душу? Только не говори, что ты делала это ради дедушки. Нам обоим известно, что ты делала это ради себя, чтобы ты могла узнать, хорошая ли у меня репутация. Потому что никогда не была уверена до конца.

Неужели это правда? Неужели это из-за ее желания они оказались в сегодняшней ситуации?

— Не важно, кто заключил пари, — тяжело дыша, сказал Гейбриел. — Твой брат умер, потому что я слишком много думал о себе, слишком хотел славы, чтобы позволить ему выиграть. Неужели ты думаешь, что когда-то действительно сможешь об этом забыть? Или простить меня за это?

На мгновение перед глазами Вирджинии встала зрительная картина: Роджер в своей спальне, подготовленный к погребению, неестественно тихий и неподвижный. Гейбриел мог бы остановить гонку, но не сделал этого.

Но ведь Роджер тоже мог ее остановить.

Но если он не понял, что Гейбриел не помнит…