Всех футболистов, прибывших в Лондон по приглашению ФИФА, решено было обязательно выпустить на поле – нашего вратаря, как заранее предусматривалось, во втором тайме сменил Милутин Шошкич. На следующий день газеты называли его «жертвой Яшина». В том смысле, что гремевший в ту пору югославский кипер явно проигрывал на яшинском фоне всеми своими повадками, не говоря уже о двух пропущенных мячах. Он был заметно расстроен и с горечью сказал Яшину, с которым жил в одном номере отеля «Кенсингтон пэлас»:

– Если бы второй тайм играли вы, англичане не дождались бы этих голов.

В своих воспоминаниях Шошкич пишет, как знаменитый коллега утешал его, словно малого ребенка, стараясь убедить, что неправильно располагались защитники и нечего винить себя за их ошибки (хотя, как мы с вами убедимся, он всегда это делал сам). Зряшность самобичевания своего сменщика Яшин подкрепил фразой:

– Напрасно ты переживаешь – у англичан праздник, и пусть они сегодня радуются!

Мне при этом вспомнилась реплика Сергея Сальникова: «Лева же человек понимающий!» Понимание ситуации, понимание ближнего всегда было его визитной карточкой и на футбольном поле, и в обыденной жизни.

Югославский вратарь, вспоминая лондонский праздник, утверждал, что никогда не встречал такого простого и деликатного человека среди известных людей. Шошкичу предстояло в шесть утра отправляться в аэропорт, а накануне он вернулся в отель поздно, сосед уже спал, и Милутин хотел оставить записку со словами благодарности. Но когда проснулся, Яшин уже бодрствовал и в ответ на удивленный взгляд сказал, что встал пораньше, намереваясь попрощаться и проводить его до автобуса. Шошкич был поражен душевной щедростью старшего друга, подмеченной, кстати, и в мемуарах известного чешского вратаря, чемпиона Европы 1976 года Ибо Виктора, который совсем еще молодым ощутил согревающее внимание вратаря с мировым именем, при этом далекое от всякой покровительственности.

Сам Яшин рассказывал, что никогда ни до, ни после «Уэмбли»-63 не испытывал такого блаженства, какое доставляла легкость взаимопонимания на поле, так что казалось, будто все эти звезды провели годы в одной команде. Игравший центра нападения непревзойденный Ди Стефано вдруг оказался в своей штрафной, куда пришел на подмогу, и не глядя откатил мяч назад немного сместившемуся вратарю. «Откуда он знал, что я окажусь в этой точке? – недоумевал Яшин. – Был уверен, чувствовал. Даже не обернулся, подлец, чтобы убедиться, у меня ли мяч». Со Шнеллингером они улавливали взаимные намерения с полудвижения, полунамека (что подметил и использовал в дальнейшем тренер Хельмут Шен: «У этой пары отличный контакт»), хотя один не знал ни одного русского слова, а другой запомнил лишь пару немецких:

Яшин, арбайтен (нем. работай. – А.С.)

Шнеллингер, цурюк (нем. назад. – А.С)!

Напряжение большого футбола всегда требует разрядки, поэтому игроки особенно ценят шутки, розыгрыши. Установлено: чем мастер выше классом, тем больше склонен он воспринимать юмор, хотя бывают и исключения. Во всяком случае, сразу после лондонского саммита, который по звездной представительности, пожалуй, так и не был повторен, Яшин хохотал как никогда. Футбольные корифеи – те же артисты, а в артистах до поры до времени прячутся дети.

Узнаются они и в послематчевых проделках футбольных светил, и в самих солнечных впечатлениях Яшина: «Опять заставил всех надорваться от смеха неугомонный Шнеллингер. Белотелый настолько, насколько могут быть лишь рыжие, веснушчатые люди, он проводил своей большой пятерней по черному телу Джалмы Сантоса, а затем с деланным изумлением рассматривал руку, не почернела ли. А в душевой схватил мочалку, намылил ее и стал растирать стонущего от смеха бразильца – может, побелеет? Намыленные кидались на только что вышедших из душа и заключали их в свои пенные объятия. Растеревшись досуха полотенцем и сев в кресло, ты вдруг ощущал над собой холодную мокрую губку, чей-то галстук висел под потолком, и никто не понимал, как мог он туда попасть и как его оттуда достать. И все мы чувствовали себя так, словно знакомы тыщу лет и играем вместе давным-давно».

В футбольных раздевалках подобная обстановка не редкость, но мало кому удавалось застать ее в такой компании. Как мало кому доводилось испытывать столь необычные знаки внимания, удивившие даже видавшего виды Яшина. По окончании матча во время раздачи автографов к нему подошли два респектабельных джентльмена и, представившись членами руководящего совета одного из любительских футбольных клубов лондонского предместья, предложили стать… почетным президентом клуба.

– На общем собрании мы решили выбрать кандидата после сегодняшнего представления на «Уэмбли». Выбор пал на вас, и нам поручено сделать официальное предложение.

– Мне? Пост почетного президента? Но почему?

– Вы лучший вратарь мира, образцовое сочетание блестящего коллективного игрока с мощной индивидуальностью, не допускаете грубостей в игре, держитесь скромно и корректно, вы представляете великий народ. Если согласны на наше предложение, автомашина будет ждать вас после заключительного банкета. Вы распишетесь в «Золотой книге» нашего клуба, сфотографируемся, выпьем по бокалу шампанского и через час отпустим вас на свободу.

В глазах собеседников Яшин увидел столько надежды, что ответил согласием. Не хотел обижать ни учтивых джентльменов, ни маленький скромный клуб. Ему даже пришлось втихую, что называется, по-английски, покинуть затянувшийся банкет по случаю 100-летия британского футбола и юбилейного матча. Уже через 20 минут почетный президент оказался в небольшом старинном зале, украшенном советскими флагами, и выслушал несколько вовсе не пышных, скорее искренних тостов в честь вратаря сборной мира и великой тогда еще страны, которую он представлял.

Председательствующий подытожил: «Наш клуб наконец-то имеет почетного президента, и мы гордимся такой честью, потому что это Лайон (англ. лев. – АС.)Яшин. Отныне мы не будем похожи ни на один другой клуб». Яшин давно привык ко всяким торжественным приемам, но этот камерный вечер, неожиданно увенчавший исторический матч, запомнился какой-то особенной, близкой ему человеческой теплотой.

Не прошло и трех недель после лондонского концерта, как Яшин на бис дал еще один, на этот раз в сложнейшем турнирном матче 1/8 финала Кубка Европы. Вплоть до полуфинала каждая пара встречалась дважды с дальнейшим выбыванием проигравшего. Стартовую игру в паре СССР – Италия взяли советские футболисты – 2:0. Яшин наблюдал за ней с трибуны московских Лужников. Это был первый случай за 10 лет, когда он пропускал столь ответственный матч, пребывая в полном здравии, – до этого из дела его могла выбить только болезнь, травма. Сам Лев Иванович в «Записках вратаря» деликатно объяснил, что был освобожден от участия тренером Константином Ивановичем Бесковым «под предлогом, что должен готовиться к «матчу века».

Между тем по футбольному закулисью гуляло мнение, что Бесков перестал доверять ветерану. Владимир Маслаченко прав, что тренер сборной тогда делал ставку на Рамаза Урушадзе и Йонаса Баужу Но после «матча века», куда Бесков летал вместе с Яшиным и председателем нашей футбольной Федерации Гранаткиным, он круто изменил взгляд и вернулся к кандидатуре старого проверенного зубра. Однако окончательное решение выпустить его на поле принял в день римской встречи 10 ноября 1963 года незадолго до ее начала. Запоздалость решения объясняется не возобновлением колебаний, а внезапным недомоганием Яшина, с которым все-таки удалось справиться. Это было спасительное для тренера, команды и страны решение. Честно говоря, вратарь избавил сборную от крупного поражения. Ничья (1:1), да и то добытая хозяевами на последней минуте, вывела сборную СССР в следующий круг.