Победа христиан при Монжизаре (Телл аль-Сафите), сколь неожиданной она ни была, не принесла никакого окончательного результата длительному противостоянию ислама и христианства в Леванте. Соотношение сил между сирийско-египетской империей Саладина и латинскими государствами оставалось по-прежнему неравным. Разница в численности вооруженных войск могла бы толкнуть франков к достижению скорой победы, но слабость здоровья Балдуина IV исключала возможность начать массированное наступление. Королевское правление осложнялось сомнениями и тревогой: монарх хотел как можно скорее уладить вопрос с наследованием трона, выдав замуж свою сестру Сибиллу за того, кто станет будущим королем Иерусалима.

Поскольку о дерзком нападении не могло быть и речи, Балдуин поддержал предложение, сделанное ему в октябре-ноябре 1178 г. тамплиерами, которые хотели перекрыть дорогу, по которой мусульмане приходили в Галилею, укрепив брод Иакова (расположенный на Иордане, между озерами Хуле и Тивериадским). Потребовалось шесть месяцев тяжелейшего труда, чтобы возвести «замок на броде Иакова». «Ширина стен превосходила десять локтей; сам замок был построен из гигантских камней, каждый размером более семи локтей; число этих камней превышало двадцать тысяч, и каждая поставленная глыба стоила не меньше четырех динаров» (Книга двух садов). В это время коннетабль королевства Онфруа II Торонтский строил на севере озера Хуле другую крепость, контролирующую источники и притоки Иордана: ее назвали Шатель Неф де Хунин. Постройка этих приграничных крепостей считалась по средневековому обычаю объявлением войны. Саладин, чтобы добиться своего, начал предлагать франкам добровольно разрушить крепость, обещая сто тысяч динаров за издержки. Франки отказались, а тамплиеры усилили гарнизон и увеличили запасы продовольствия: через год после постройки в крепости находилась «тысяча воинов, восемьдесят рыцарей вместе со своими оруженосцами, пятнадцать военачальников, с каждым из которых было пятьдесят человек, помимо них там жили ремесленники, каменщики, кузнецы, плотники и всевозможные оружейники» (Книга двух садов).

С наступлением весны гарнизоны новых крепостей принялись грабить вражеские земли. Разорение, чинимое ими, было столь значительно, что Саладин тоже направил войска в Галилею, чтобы они сколько угодно могли грабить и разорять земли. Регулярные армии мусульман и христиан одновременно подошли к спорной территории. Стычка отрядов авангарда превратилась в общую свалку: христиане вступили в бой изнуренными после долгой скачки и были наголову разбиты. Сам король чуть было не попал в плен и был обязан своему спасению только преданности Онфруа Торонтского, который принял смертельный удар на себя. Победив, Саладин мог свободно двигаться либо на Сахель, либо к побережью, либо прямо на Иерусалим. Он ограничился тем, что осадил замок у брода Иакова. «Султан подошел к броду 24 августа 1179 г., стал лагерем по соседству с крепостью, и вся равнина заполнилась воинами. Так как он испытывал нужду в древесине для того, чтобы возвести частокол, который защитил бы метательные машины, утром 25-го он направился в поселения, что располагались поблизости от Сафеда, крепости, принадлежащей тамплиерам. Он приказал выкорчевать виноградники, забрать все жерди и, заполучив необходимый материал, вернулся днем к броду Иакова» (Книга двух садов).

Штурм начался в тот же день около пяти часов вечера: при первом же натиске была захвачена барбакана,[10] и защитники укрылись в донжоне, ожидая прибытия подкрепления, о чем им сообщили с помощью сигнального огня из Тивериады. Мусульмане спешили завладеть городом раньше, чем подойдет снова собранная королевская армия: саперы Алеппо сумели за четыре дня сделать подкоп огромной стены. Вскоре она обрушилась, и пламя объяло последнее убежище обороняющихся. Тамплиер, командующий гарнизоном, предпочел броситься в огонь, чем сдаться; это дало повод мусульманским хронистам утверждать, будто он сразу же перешел из пламени земного в вечный огонь! Саладин покинул крепость или, вернее, место, на котором она стояла, только после того, как снес ее до основания: «Он разрушил ее так, как мы стираем буквы на пергаменте».

После того, как укрепления на границе Галилеи были уничтожены, мусульманское наступление растеряло всю свою энергию. Надвигающаяся катастрофа свелась до нескольких безжалостных налетов на предместья Тира, Бейрута и Сидона: несмотря на нанесенный ими вред, они все же не могли подорвать основу франкской колонизации Леванта. Военные действия завершились в конце мая 1180 г. с подписанием договора о перемирии между королевством Иерусалимским и эйюбидской империей. Причины заключения перемирия, игравшего на руку франкам, следует искать в событиях, происходящих в Северной Сирии: как только наступил мир, Саладин отказался продолжать джихад и увел войска на север. На этот раз его врагами были анатолийские турки-сельджуки, эмиры Джазира и киликийские армяне, но самыми опасными врагами, как всегда, являлись потомки Нуреддина, которые, обосновавшись в Алеппо и Мосуле, стремились возродить дело, начатое их предком Зенги. В декабре 1181 г. последовавшие одна за другой смерти дали возможность одному эпигону объединить в своих руках все бывшие владения Зенги — от Мосула до Алеппо. Преданность турецкой династии была такой глубокой, что часть сирийских подданных Саладина внезапно выступила против нового курдского правителя, поддержав законного наследника. Мир, заключенный с франками, можно объяснить только этими препятствиями, возникшими на пути эйюбидского экспансионизма.

Можно было бы себе представить, что франки использовали эту отсрочку для укрепления оборонительной системы. Отнюдь нет! Между франками, жителями Алеппо и сектой ассасинов действительно намечалось что-то вроде союза, но у короля к этому не лежала душа, и королевство погрузилось в пучину дворцовых интриг: каждый пытался предложить своего претендента на руку принцессы Сибиллы. Самые высокородные аристократы Запада выдвигали свои кандидатуры; самые доблестные рыцари Святой Земли боролись за это место… и все было тщетно, потому что юная принцесса Востока увлеклась Гвидо де Лузиньяном, отпрыском небольшой пуатевинской династии, который с помощью интриг сумел навязать ей мысль о необходимости заключения брака. Под давлением придворной камарильи Балдуин уступил и дал согласие на этот союз. Казалось, что вопрос наследования был решен, но ненадолго, так как молодой дворянин из Пуатье, весьма красивый юноша, не обладал ни умом, ни твердым характером, необходимыми для того, чтобы стать наследником энергичных правителей Иерусалима. Чтобы обеспечить дополнительную гарантию продолжения рода, прокаженный король выдал замуж свою младшую сестру Изабеллу за потомка одного почтенного заморского рода, Онфруа IV Торонтского, тоже красивого юношу, но слабого как духом, так и телом. В этой критической для королевства ситуации заключенный с Саладином мир был настоящей удачей; оставалось лишь пожелать, чтобы шаткое равновесие, столь благоприятное для франкских поселений, сохранялось как можно дольше. Между тем обострение болезни монарха сопровождалось существенным уменьшением его власти. Намечался политический упадок государства, а феодалы воспользовались этим, чтобы освободиться от королевской опеки, которую считали слишком тягостной. Злой гений королевства своими безрассудными провокациями ускорил этот процесс: Рено де Шатийон, бывший князь и позор Антиохии, только что был освобожден из темницы Алеппо, проведя там шестнадцать лет. Он прибыл в Иерусалим, где испытывали такую острую потребность в воинах, что ему сразу же предложили управление важной трансиорданской сеньорией, отдав в жены овдовевшую во второй раз наследную княгиню. Эта сеньория простиралась от Мертвого моря до залива Акаба, самыми крупными крепостями были Керак (Крак де Моаб) и Шаубак (Монреаль, расположенный в Каменистой Аравии); ее финансовые доходы были одними из самых высоких среди всех франкских владений, поскольку она контролировала крупнейшие дороги ближневосточного мира: через ее территорию шли все сирио-египетские торговые перевозки, а также пролегал путь паломников, направлявшихся к святым местам ислама, Мекке и Медине. Франкские владения в Трансиордании, Аравийской Петре и Уади аль-Арабе укрыли Саладина от гнева его повелителя Нуреддина, но эта их роль свелась к нулю, как только курдский эмир объединил Сирию и Египет. В связи с этим мы уже говорили, что Саладин и его повелитель несколько раз пытались встретиться у Керака. Каждой из этих причин было достаточно, чтобы мусульманский правитель принял твердое решение разрушить крепости, но существовала еще одна, последняя причина, еще более убедительная, чем все предыдущие: сеньория нарушила исключительное право Александрии на продажу индийских товаров, перевозившихся через Адан и Йемен. Караваны охотно заворачивали во франкскую Трансиорданию, чтобы доставить ценные товары на склады и многолюдные рынки франкского Сахеля. Поэтому перемирие было как нельзя более выгодно сеньору Трансиордании; оно не только способствовало развитию торговых грузоперевозок, но и защищало его владения от вмешательства мусульман.