Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бароны, собравшиеся на совет в Наблусе, попытались отразить этот удар. Заговорщики на всякий случай приказали закрыть ворота Святого города, и в храме Гроба Господня патриарх короновал Сибиллу, дочь короля Амори, сказав при этом: «Госпожа, вы — женщина, необходимо, чтобы вы нашли человека, который помог бы вам управлять королевством. Вот корона, примите ее и передайте ее мужчине, который сможет удержать ваше королевство». Она взяла корону и позвала своего супруга Гвидо де Лузиньяна: «Сир, подойдите и примите эту корону, ибо я не вижу, как лучше я могу ею распорядиться». Он преклонил колени перед ней, и она возложила корону ему на голову (это произошло в середине сентября 1186 г.). Быть может, эта сцена хороша для любителей трогательных историй, но какое это было печальное завершение династии «железных королей» — Готфрида, Балдуина и Амори!
Бароны в Наблусе попытались совершить «диверсию», действуя через Изабеллу, младшую сестру Сибиллы. Попытка оказалась неудачной, и феодалом не оставалось иного выхода, как-либо уйти в изгнание — на это решились немногие — либо поддержать существующую власть, на что и пошло большинство из них. Среди баронов, которые предпочли изгнание позору, был глава дома Ибеленов, Балдуин, сеньор Рамлы и Бейсана, сказавший по поводу Гвидо: «Он не пробудет королем и года».
Бывший регент Раймунд III отказался поддержать нового короля; он удалился в свое графство и приказал укрепить крепости княжества Галилейского, доставшегося ему в качестве приданого жены. Безумцы, находящиеся у власти в Иерусалиме, даже обсуждали возможность силой захватить Галилею и земли Триполи. Граф Триполи попытался обеспечить свою безопасность, завязав отношения с Саладином. Пока соблюдалось перемирие, заключенное между королевством и мусульманской империей, это сближение не имело особых последствий, но как только оно было нарушено, все заговорили о предательстве. Мусульманские хронисты рассказывают об этом событии, не скрывая радости: «В числе дел, которые Аллах сотворил во благо мусульманам и во вред неверным, следует упомянуть и то, что граф Триполи выразил желание поддерживать дружеские отношения с Саладином и прибегнуть к союзу с ним, чтобы противостоять врагам. Королева-мать заключила новый брак с одним сеньором с Запада, которому доверила управление государством, что породило ненависть между ним и графом. Граф просил защиты у Саладина и стал одним из его сторонников. Князь милостиво принял его и, чтобы выказать свое благорасположение, вернул несколько пленных военачальников. Граф еще более усердствовал, действуя во благо мусульман: он полагался только на свое богатство и могущество Саладина. Граф сам предал свою веру. Франки расстроили его коварные замыслы и стали опасаться его интриг, переходя от тайного противостояния к открытому. Но у графа были преданные люди, помогавшие ему во всех делах, будь они праведными или беззаконными, и он доставил немало забот франкам» (Книга двух садов). Ибн аль-Асир подводит итог положения, в котором оказался мусульманский мир: «Итак, между христианами начались распри. Это стало одной из основных причин, позволивших правоверным завоевать их страны и вернуть себе Иерусалим».
Ухудшение политической ситуации во франкском государстве сопровождалось растущей религиозной активностью ревнителей ислама. Все живущие на мусульманских территориях прекрасно понимали, что, обретя власть, Салахад-Дин в реальности пренебрегал своим долгом ведения джихада: небольшие вылазки, как, например, многочисленные осады Керака или грабительские налеты на Галилею, держали мусульманскую общественность в напряжении, но они случались все реже и реже. Основным аргументом дамасской пропаганды стало то, что лишь объединение всего исламского мира может дать необходимые силы для завоевания Сахеля. Осознавая опасность волнений в кругах ярых приверженцев мусульманской веры, курдский правитель в 1183 г. после взятия Алеппо и присоединения Джазире заявил: «Теперь, когда нашей власти или власти наших подданных подчиняются все мусульманские земли, мы должны в благодарность за эту милость Аллаха собрать всю решимость и направить силы на проклятых франков. Мы должны победить их ради нашего Бога. Мы смоем их кровью позор, который они нанесли Святой Земле» (Книга двух садов).
Разумеется, мусульманские враги Саладина обвиняли его в том, что он под маской джихада прячет собственное желание завоевать все мусульманские земли. Разве в 1180 г. не в этом же упрекал его посланник Сельджукидов из Икония? «Не позор ли это для такого князя, как ты, узнать, что твои люди слышат речи, будто ты заключил мир с франками, отвернулся от того, что приносит пользу истинной религии, будто ты собрал войска из разных частей страны, чтобы вести несправедливую войну! Как сможешь ты оправдаться перед Аллахом, халифом, перед мусульманскими правителями и всем народом?» (Ибн аль-Асир). Эта пропаганда приносила свои плоды, и все чаще, и чаще приближенные правителя заводили достаточно дерзкие разговоры о заслуге, которую представляло собой ведение джихада, и о том, что государь должен немедленно начать к нему приготовления. Религиозная активность достигла своего пика в период болезни правителя, когда в 1186 г. на трон в Иерусалиме взошел Гвидо де Лузиньян. Известный проповедник ислама по имени Аль-Кади аль-Фадиль осмелился обратиться к больному правителю со следующими словами: «Бог предупреждает тебя. Пообещай же, если оправишься от болезни, никогда более не обращать свое оружие против мусульман и посвятить всего себя борьбе с врагами Аллаха!» (Книга двух садов).
Вспышка военной лихорадки на мусульманской земле пришлась на период, когда франки были полностью разобщены. Однако нет никаких доказательств, что Саладин стремился идти в наступление до истечения четырехлетнего срока мирного договора; и пока перемирие не нарушалось, не могло случиться ничего страшного. Как вы уже догадались, военные действия начал все тот же неисправимый Рено де Шатийон, который напал на богатый караван; последний проходил по землям барона-разбойника, направляясь из Каира в Дамаск. Дело было серьезным, но вполне поправимым, поскольку Саладин не хотел, чтобы мир был нарушен по его инициативе. Поэтому он сначала потребовал от короля Гвидо восстановить справедливость и возместить нанесенный ущерб. Жалкий монарх, которого сеньор Трансиордании сам возвел на трон, никак не мог заставить последнего подчиниться ему, поскольку тот не желал возвращать легко доставшуюся добычу. Так началась война, и причиной ее стали безответственность Рено и беспомощность короля. Повелитель мусульманского мира начал джихад, даже не нарушив клятвы перед лицом «проклятых», с которыми, впрочем, «владыки правоверных» не могли связывать никакие обещания!
Зимой 1186–1187 гг. произошла общая мобилизация мусульманских сил. В марте Саладин направил свои лучшие войска в Идумею и страну Моаб, владения Рено, приказав разорить их дотла. В это время основные силы мусульманского мира стояли в Хауране, на юге Дамаска, недалеко от Галилеи. Увидев нависшую над ним огромную опасность, Гвидо под давлением баронов, согласился примириться с графом Триполийским. Но королевские гонцы даже не смогли доехать до графа, поскольку были перехвачены и убиты мусульманским авангардом.
Отныне Раймунд III не мог более ни поддерживать видимость мира с Саладином, ни занять осмотрительно-выжидательную позицию, от которой был бы один шаг до предательства; ему пришлось примириться с королем Гвидо. И было самое время, потому что с каждым днем мусульманское наступление становилось все неотвратимей. Гвидо созвал все войска франков, а князь Антиохии, тоже недавно подписавший мирный договор с империей Саладина, выслал отряд подкрепления, поставив во главе своего собственного сына. Следуя старой привычке, христианские войска собрались в Галилее, возле Саферийских источников, в месте, по которому по всей вероятности должен быть нанесен вражеский удар, что в действительности и случилось. 2 июля армия неприятеля вторглась на христианские территории. «Мусульманская армия, по виду схожая с океаном, окружила Тивериадское озеро, и поставленные палатки покрыли всю равнину». Через час нижний город был захвачен и сожжен, сопротивление оказала только цитадель.