– Золотарев, депутат Пермской областной думы, – вслух прочитал Архипов. – Надо же… Что-то здесь не так. Господи… Произошла какая-то чудовищная дикая ошибка. Мы убили случайного человека. Депутата думы, главного технолога молочного завода. Отца двоих детей. Боже, что мы наделали?

– Мы убили… Мы пахали, – процедил сквозь зубы Бирюков. – Я мочканул эту сволочь, лично я. На тебе крови нет, если не считать пятен на рубашке и испорченного галстука. Так что не переживай без причины. А какой он депутат, технолог и отец благородного семейства я тебе потом расскажу. Не в этом месте и не в это время.

– Но там же написано…

Архивов вырвал портмоне и документы из рук галерейщика, сунул это добро карман.

– Кончай базарить. Запирайся изнутри, гаси свет. Сиди тут и не чирикай. И еще вот что… У тебя дубликат ключа от комнаты охраны. Если в коридоре начнется пожар, я не смогу пробиться к щитку и включить систему пожаротушения. В таком случае это должен сделать ты. Иначе мне хрендец.

– Сделаю, – кивнул Архипов.

Захлопнув дверь в хранилище, Бирюков выскочил в коридор, нырнул в комнату охраны и включил мониторы. Камера слежения, установленная в кабинете хозяина «Камеи», фиксировала, как два молодца, навалившись плечами на входную дверь, пытались выломать ее вместе с косяком. Сзади напирали еще два парня. Командовал действиями Горобец. Встав посередине комнаты, он отчаянно махал руками и выкрикивал короткие команды вперемежку с матерной бранью. Дверь, уже готовая развалиться надвое, ходила ходуном, но еще чудом держалась на петлях.

Сдвинув пластиковый щиток, закрывающий панель управления, Бирюков большим пальцем утопил синюю кнопку, блокирующую парадный вход. Перед стеклянной дверью, ведущей на улицу, опустилась стальная решетка. Теперь путь к отступлению отрезан. Затем он поочередно нажал желтые кнопки, вырубил свет в холле, приемной и кабинете, на лестнице, во всех выставочных залах. Бирюков выключил мониторы, вышел в темный коридор. И застыл на месте, прислушиваясь к звукам, доносящимся сверху.

* * *

Свет в кабинете вырубился в тот момент, когда дверь, не выдержав очередного натиска, разломилась надвое. Горобец с парнями высыпали в приемную и обнаружили свои пушки в корзине для бумаг. Когда они сидели под замком в кабинете, услышали два приглушенных выстрела. Били из ружья, не из пистолета, это ясно даже любителю. Но кто палил, и откуда донеслись те звуки? Из залов галереи или из подвала? Понять невозможно. Человек в плаще вооружен пистолетом, значит, стрелял не он. Кто в таком случае? Архипов? Выстрелы прогремели, и стало тихо. Минута текла за минутой, но ничего не происходило. Тогда Горобец выругался и приказал выламывать дверь.

– Леня, Василий спуститесь вниз по винтовой лестнице, проверьте подвал, – скомандовал Горобец. – Боря и Паша посмотрите в залах. Тут прячется один отброс по фамилии Бирюков, какой-то спившийся художник. Видимо, на почве алкоголизма у него окончательно съехала крыша. И он схватился за ружье. Увидите его, кончайте на месте без разговоров.

– У меня нет пистолета, – подал голос водитель.

– Тебе Павел даст свой, у него два ствола, – поморщился Горобец. – Архипова не трогать. Пока… До тех пор, пока он не вернет деньги и картину, которую он выдает за Шагала. Я дежурю в холе у входной двери. Все, инструктаж закончен. Приступайте.

Вместо того, чтобы бежать в холл, Горобец вернулся в кабинет, открыл сумку и стал лихорадочно перебирать пачки стодолларовых банкнот. Он не рискнул заниматься пересчетом денег в присутствии молодых отморозков, рассудив, что при виде целого состояния, которое можно потрогать, взять в руки, и у нормального человека начинается приступ алчности, в голову лезут шальные мысли. И все может закончиться кровью. На улице пасмурный дождливый вечер, вертикальные жалюзи из плотной ткани закрыты, свет не горит. Вот и посчитай тут, сколько зелени в сумке. Ясно, на слово Архипову верить нельзя. Чувствуя, что руки вспотели, Горобец без устали выкладывал пачки долларов на журнальный стол и беззвучно шевелил губами.

– Шестьсот пятьдесят, – прошептал он.

И, услышав новый ружейный залп, вздрогнул. Тут же прогремело несколько ответных выстрелов из пистолета. И все стихло. Горобец сгреб деньги в сумку, поднялся на ноги и замер, прислушиваясь, но ничего не услышал.

Горобец, ступая на цыпочки, вышел в приемную. Дверь в коридор распахнута настежь. Горобец прижался к косяку, высунул голову, прислушался, задержал дыхание. Откуда-то издалека, кажется из подвала, долетают тихие шорохи, будто скребутся потревоженные мыши. Не теряя времени, он выскользнул в коридор, прижимаясь плечом к стене, дошагал до холла, остановился и снова прислушался. Все звуки исчезли. Здесь немного светлее, сквозь жалюзи пробивается свет уличных фонарей, можно разглядеть несколько мягких кресел, темные квадраты картин, развешанные по стенам. Бесшумной походкой Горобец пересек холл, остановился, не веря собственным глазам. Что за чертовщина? С пола до потолка входную дверь закрывает решетка из тонких стальных прутьев. Он с силой подергал решетку двумя руками, но та не сдвинулась ни на миллиметр.

– Мать вашу, что тут происходит? – прошептал Горобец.

В темном углу возле кадки с пластмассовым фикусом, он подобрал пистолет. Передернул затвор и выключил предохранитель. Теперь с пушкой в руке, почувствовал себя увереннее. Развернувшись, отправился обратным маршрутом в сторону кабинета, держа оружие в полусогнутой руке. Остановился перед лестницей, спустился на несколько ступеней вниз. Теперь ясно слышалось что-то похожее стон или плач. Кажется, звуки проникали сюда откуда-то сверху, с потолка.

– Эй, есть кто живой? – пригнув голову, крикнул Горобец.

– Мы в порядке, – ответил из подвала голос Лени.

– Кто стрелял?

– Это где-то у вас, наверху, – крикнул в ответ Леня. – Здесь все тихо.

– Нашли кого-нибудь? Архипов там?

– Ищем. Тут темно, как в заднице. Нам подняться?

– Нет. Ищите Архипова. Живого или мертвого.

Шепотом чертыхнувшись, Горобец пошел в сторону выставочных залов. По дороге открыл дверь туалета, переступил порог. Темнотища, под ногами вода, видимо, засорился унитаз или кран. Горобец прошагал еще десяток метров по коридору. Впереди маячил широкий дверной проем, за ним начинался первый выставочный зал. Послышался стон, тихий шепот, но слов не разобрать. Горобец взвел курок пистолета, готовясь выстрелить на звук. Щуря глаза, вгляделся в сумрачное пространство и опустил оружие.

Привалившись спиной к стене, на полу сидел водитель Боря, под ним разлилась темная бесформенная лужа. Рядом с Борисом в дверном проеме лежал Павел. Горобец подошел к водителю, наклонился.

– Черт, я тебя чуть не подстрелил, – сказал он.

– Меня еще до вас подстрелили, – прошептал в ответ Борис. Когда он открывал рот, с губ на рубашку капала ядовито розовая слюна. – Из зала пальнули картечью. Там был укреплен самострел. А по низу пустили веревку. Пашка наступил на нее, дернул ногой. И тут шарахнуло ружье. Пашку, кажется, насмерть, а меня в живот. Я выстрелил в ответ. А это самострел, мать его.