— За счет заведения, — сказал он. — Никогда не думал, что когда-нибудь снова надену такое.

— Их форма? — Тревис вспомнил мертвого пилота. — Что это, шелк? — Он провел рукой по гладкой поверхности ткани и поразился игре цвета — синий, зеленый, фиолетовый. Оттенки сменяли друг друга при движении ткани.

— Да. С одной стороны, у него отличные качества, он предохраняет от жары и холода. Но с другой, его можно выследить.

Тревис перестал надевать костюм.

— Как это выследить?

— Ну, за мной шли около пятидесяти миль по неровной местности, потому что на мне был такой костюм. И пытались подчинить мое сознание. Я уснул однажды, а проснувшись, увидел, что иду прямо к тем парням, которые хотели меня поймать.

Тревис смотрел недоверчиво, но было ясно, что Росс говорит совершенно серьезно. Тогда апач взглянул на уже надетый костюм, и ему захотелось его снять. Однако Мердок, вопреки своему рассказу, застегивал кнопки, проходившие наискось от плеча к бедру.

— Если бы мы были в том времени, я не притронулся бы к этому костюму и концом пятидесятифутовой палки, — продолжал Росс, сухо улыбаясь. — Но так как мы в тысячах лет от его хозяев, я рискну. Как я сказал, у этих костюмов есть и достоинства.

Тревис застегнул кнопки на своем костюме. Стало легко, приятно, чуть тепло, почти так же успокаивающе, как в душе из пузырей, который залечил его тело и придал ему энергию. И он решил, что будет носить этот костюм: он несравненно лучше снятой одежды из шкур.

Они учились передвигаться в невесомости. Обычный способ передвижения напоминал плавание, нашлись удобные ручки, за которые можно было подтягиваться. Если бы Тревис мог забыть, что корабль несет их в неизвестность, нынешнее их положение было бы совсем неплохим. Но когда примерно час спустя все четверо собрались в рубке управления, они подготовились со всей возможной объективностью обсудить главную проблему.

Эш, вполне пришедший в себя, посвежевший после лечения средствами чужаков, с невысказанного согласия всех принял руководство. Но надежды трех агентов во времени были связаны с Ренфри. Однако техник мало что мог предложить.

— Пилот, очевидно, перед смертью настроил приборы на возвращение домой. Я только высказываю предположение, вы понимаете, но это единственное объяснение, которое имеет смысл. Когда мы здесь работали, мой шеф, пользуясь записями с того корабля, который грабили красные, определил три установки: ту, что позволяет видеть снаружи корабля, — начал он, указывая на экран, ставший голубым за несколько мгновений до их невольного старта. — Вторая — это внутренняя коммуникационная система, позволяющая связаться с любым помещением на корабле. И третье — вот это. — Он погрузил рычаг в прорезь. На щите вспыхнули три огонька, а из воздуха над головами послышались звуки, которые могли бы быть словом на неизвестном языке.

— И что же это? — Эш с интересом смотрел на огоньки.

— Орудия! Теперь у нас открыты четыре люка, и орудия готовы к стрельбе. Шеф считает, что это небольшой военный или патрульный полицейский корабль. — Он вернул рычаг на место, и огоньки погасли.

— Это нам не очень поможет, — заметил Росс. — А как насчет шансов на возвращение домой?

Ренфри пожал плечами:

— Я такой возможности пока не вижу. Откровенно говоря, боюсь трогать эти приборы в космосе. Очень велика возможность остановиться, а снова полететь — вперед или назад — мы не сможем.

— Это разумно. Итак, придется лететь в порт, на который нацелены твои приборы?

Ренфри кивнул.

— Не мои приборы, сэр. Это, все это намного превышает наши знания. Может быть, если бы у нас было время и мы стояли бы благополучно на поверхности, я бы сумел разобраться, как работают двигатели, но заставить их работать — это еще одна проблема.

— Атомное горючее?

— Даже это я не могу сказать. Двигатели герметически закрыты. Может, это защита от радиации. Мы не решились проверять.

— А домашний порт может быть в любом месте вселенной, — размышлял Эш. — У них должен был существовать какой-то способ прыжка: полет не может длиться столетия.

Ренфри с раздражением разглядывал ряды кнопок и ручек.

— У них тут может быть любой прибор, описанный фантастами, сэр, но мы этого не знаем и не узнаем, пока эта штука не заработает.

— Отличная перспектива. — Эш с осторожностью новичка в невесомости встал. — Я думаю, пора ближе познакомиться с нашим новым домом.

На корабле были три маленькие каюты, в каждой по две койки-гамака. Экспериментируя со стенными панелями, агенты во времени обнаружили одежду и личные вещи экипажа. Тревису не хотелось притрагиваться к этим вещам мертвецов. Но он выполнил свою долю поиска. От находок в их нынешнем положении может зависеть жизнь и смерть. Он порылся в одном из пустых ящиков и увидел что-то блестящее. Тревис достал этот предмет. В руках его оказался прямоугольник из какого-то гладкого материала, похожего на стекло. Но возбуждение от находки улеглось, когда он начал разглядывать ее с любопытством. Прямоугольник окаймляла рамка из крошечных вспыхивающих желтых точек, возможно, драгоценных камней. А в рамке было не изображение, а чернота.

Картина! Может, тут был пейзаж какого-то далекого мира? На что он был похож? А может, семья, дом, друзья? Тревис смотрел на гладкую поверхность в рамке. Гладкую?.. Там что-то есть! Появился цвет, он менялся, очертания становились все более четкими. Удивленный, почти испуганный, Тревис смотрел на появившуюся сцену.

Да, изображение. И знакомое. Он, несомненно, знает это место — полоска пустыни и горы. Да он смотрит сверху на каньон Красной Лошади! Ему хотелось отбросить от себя эту пластинку. Как мог чужак, живший двенадцать тысяч лет назад, иметь в своем имуществе изображение местности, которую Тревис знал, как свой родной дом? Это невероятно! Не может быть!

— Что это, сынок? — Рука Эша реальна, голос теплый. Тревис продолжал смотреть на вещь, чужую, ужасную, несмотря на знакомую красоту...

— Изображение, — пробормотал он. — Изображение моей родины...

— Что? — Эш наклонился и с удивленным восклицанием взял рамку из рук Тревиса. Молодой человек стер ладонью пот со лба, стараясь стереть и прикосновение этой жуткой вещи.

Но, взглянув снова на картину пустыни, он вскрикнул. Картина быстро тускнела, цвета сливались, сменялись белизной. И вот пустыня и горы исчезли. Эш держал пластинку в обеих руках. Снова в глубинах ее началось движение, что-то заклубилось, и появилась новая яркая сцена.

Но не пустыня, а группа высоких деревьев. Тревис узнал в них сосны. Под ними полоска серо-белого песка, а дальше волны, ударяющиеся в скалы. И над беспокойной водой белые птицы.

— Гавань! — Эш неожиданно сел на койку, руки его дрожали. — Это берег у моего дома в Мейне... В Мей-не! Говорю вам! Гавань Мейн! Но как это сюда попало? — Его лицо выражало растерянность.